Кэролайн Ли - Стеклянная женщина [litres]

– Отрежь-ка его дерзкий язык, – прорычал второй и положил руку на пояс.

Я тоже положил руку на пояс, на рукоятку ножа.

– Погоди! – воскликнул первый, вытянув перед собой руки. – Ты Йоун Эйрихссон из Стиккисхоульмюра.

Он слегка покачивался, и было видно, что он пьян.

Я коротко кивнул.

– Он самый.

Незнакомец повернулся к своему приятелю.

– Йоун привозит в наши края мясо и зерно, а вдобавок еще и дерево и сукно из Дании. – Он икнул. – Брось нож, Болли.

Болли сердито хмыкнул и опустил руки.

– Улепетнет же, – проворчал он, кивая в сторону убегающего Пьетюра.

– Что он натворил? – спросил я. – Он совсем еще мальчишка.

– Он не здешний. Даже собственных родителей не знает. Тут всем известно, что этот паршивец – найденыш, – буркнул Болли.

– Он сын Эйидля и Биргит из Стиккисхоульмюра.

– Эйидля? – Он сплюнул. – Тем хуже.

– Нельзя же бить мальчишку за преступления его пабби.

– А мы его и не бьем, – фыркнул первый из мужчин. – Мы его даже накормим.

– Помолчи, Торольф! – одернул его Болли.

– Нет уж, Болли, – отозвался тот с лукавой улыбкой. – У Йоуна есть хлеб – вон там, в лодке. – Он сощурил глаза. – Поделись с нами, и я тебе тоже кое-что дам.

– Торольф, – простонал Болли.

– Тихо ты! – И Торольф повернулся ко мне, расплываясь в улыбке. – Йоун хоть и строит из себя святошу, но он такой же человек, как и все. – Он склонился ко мне, нетвердо держась на ногах. – Говорят, он еще и холост.

– И что?

– Ты уже несколько недель провел в море?

– Это ты к чему?

– Ты до сих пор не взял себе жены, Йоун, и люди уже начинают поговаривать о тебе.

Я был так потрясен, что отступил на шаг.

– Не бойся. Мы ни единой живой душе не расскажем. Только помоги нам поймать его. Мы ему пообещаем твоего хлеба. Втроем оно легче будет: двое держат, ну а третий к нему пристраивается.

Я так и разинул рот.

– Вы… Я…

– Позже нас отблагодаришь. Никто не узнает. Тут неподалеку есть расщелина, туда и сбросим труп, когда покончим с ним.

Я сделал еще один шаг назад, тряся головой.

– Я bóndi !

Это должно было прозвучать как угроза, но Торольф меня не понял.

– Только не прикидывайся воплощением целомудрия. Оно ничуть не грешнее, чем помогать себе рукой, и уж всяко лучше, чем подхватить дурную болезнь от какой-нибудь крестьянской девки.

Оба они засмеялись. В это мгновение я мог перерезать им горло.

Я выхватил нож.

– А ну прочь от меня, мерзавцы! Дьявольские отродья!

Нож мой едва не задел физиономию Болли. Оба они пустились наутек. Я остался стоять на месте, весь дрожа, и воображение рисовало мне картины издевательств этих негодяев над Пьетюром.

Я искал его весь день и продолжал искать с наступлением темноты.

Мои поиски увенчались успехом, только когда сгустились сумерки и солнце уже опустилось за горизонт. Сперва я услыхал какие-то звуки и только потом заметил его.

Кряхтение, вскрик и долгий протяжный стон.

Я догадывался, что именно увижу, и все же это ужасающее зрелище потрясло меня.

Они отрезали Пьетюру путь к отступлению, загнав его в глубокую расселину между высокими, нависающими скалами. Он, по-видимому, пытался спрятаться от них в маленьком ущелье, но оказался в ловушке, и там-то они его и настигли.

Болли выкрутил ему руки и держал у его горла нож, а Торольф толкался в него сзади.

Я окаменел от ужаса. Торольф коротко вскрикнул и, тяжело дыша, навалился на Пьетюра сверху. Оба негодяя захохотали. Пьетюр же лежал, будто мертвый, и глаза его были пусты.

Болли занял место своего подельника, развязал веревку на штанах и поплевал на ладонь.

Взвыв, я бросился на них и вонзил нож в бедро Торольфа. Он взвизгнул и скрючился, обхватив раненую ногу. Болли завопил, отскочил назад и принялся нашаривать собственное оружие, но медлительность его погубила. Я с размаху всадил в него нож, и крики его сменились захлебывающимся поскуливанием.

– Ты его зарезал! – Торольф, шатаясь, доковылял до своего лежащего на земле подельника, который, хватая воздух ртом, держался за горло. Между его пальцев, пузырясь, струилась кровь.

Моя же кровь стыла в жилах. Стоны Болли мало-помалу слабели. Я шагнул к плачущему от страха Торольфу, который шарил пальцами по земле, нащупывая камень.

– Я тебе голову размозжу! – заревел он. Из раны на ноге струилась кровь.

Я резко остановился. Он так ослабел, что перерезать ему горло и бросить его истекать кровью было бы совсем нетрудно. Я занес нож, но тут же, дрожа, уронил руку и опустился на землю рядом с ним.