Вионор Меретуков - Млечный путь

— Сколько же у вас племянников?

— Двое: сын брата и дочь сестры. Теперь, слава богу, осталась одна. Мне удалось побывать в Венеции по обмену, еще до развала нашей великой страны. Очень красивая была девочка, эта Симона, и лихая, вроде своей матери в юности. Моя сестра Радка подцепила своего будущего мужа Антонио даль Пра на московском молодежном фестивале в 1957 году и укатила с ним в Италию. Тогда, из-за железного занавеса, сделать это было сложно, но благодаря родственным связям Антонио чуть ли не с главным в то время итальянским коммунистом Джорджо Наполитано ей это удалось. Кстати, потом Наполитано стал президентом Италии. Это просто поразительно, коммунист и — президент Италии! Радка умерла несколько лет назад. Антонио даль Пра потосковал полгода да женился еще раз. На Симоне.

От удивления я разинул рот:

— На родной дочери?!

— В том-то вся и прелесть, что Симона ему не родная. И он ее не удочерял. Так что все по закону.

— Ничего не понимаю…

— Что ж тут непонятного! Радка и Антонио три раза разводились и три раза снова узаконивали свои отношения. В Италии это проделать было затруднительно, и они ездили в сопредельные государства. Радка в интервалах между этими процессами два раза выходила замуж: один раз за русского миллиардера, другой раз еще за какого-то прохиндея. Радкина дочка Симона родилась от одного из промежуточных мужей.

— Богатая биография.

— И не говори. Живет Симона то в Ницце, то в Лондоне, то в Калифорнии. Сейчас она в Венеции, подстригает розовые кусты на своей огромной открытой веранде с видом на канал Каннареджо и ждет принца на белом коне.

— Но она же замужем!

— Кому это мешало!

— Сколько ей лет, этой вашей Симоне?

— Какой ты, однако… Спрашивать женщину о ее возрасте…

— Я же не вашим возрастом интересуюсь.

— Попробовал бы!

— И все же сколько?

Бутыльская погрозила мне пальцем.

— Достаточно, чтобы эффективно и с завидной регулярностью наставлять рога своему мужу. Понимай это так, что она еще в очень и очень приличной форме. И все у нее превосходно функционирует, по ее же собственным словам. Видишь, сколько соблазнов?

— А теперь я скажу тебе то, чего никогда никому не говорила, — она понизила голос до шепота. — Мой племянник, гаденыш, гаденыш, гаденыш… это он, уверена, повинен в смерти моего брата. Я, дура, обивала милицейские пороги, хлопотала, чтобы ему изменили статью, а он, неблагодарный, подлый гаденыш, тем временем крал у меня столовое серебро. Мелкий воришка, ставший потом миллиардером. Мне стало известно о ключике к банковской ячейке, он сам спьяну сболтнул. Это я подослала к нему парочку деревенских олухов. Они должны были его только припугнуть. Я не велела им так разделывать его голову. Все-таки это голова человека, а не свиньи. И не стоило отрезать ему пальцы… Откуда в людях столько зверства?!

— Но они же хотели как лучше, — попытался я защитить олухов.

— Ты глупеешь на глазах. Я не хотела, чтобы его… прикончили.

— Возможно, но в результате вы унаследовали его миллионы!

И вот я в Венеции. Без Бутыльской — она слегка прихворнула, — а с Фокиным. Как он увязался за мной, для меня загадка.

Бутыльская при нем обмолвилась, что Симона является обладательницей бесценного смарагда, и, похоже, его это заинтересовало.

До дома Симоны мы добрались уже за полночь. Несмотря на то что мы сильно припозднились, нас ждали. У лестницы со львами стояли три официанта. Прикрывая рты от зевоты, они посмотрели на нас как на пришельцев с того света.

Симона сидела на каменных ступеньках и с рассеянным видом курила сигару. Она была неотразима. Уточню, она не была красива. Кто-то даже назвал бы ее дурнушкой. Но в ней было очарование, какое бывает у женщин, знающих себе цену и уверенных, что об этом должны знать все.

Фокин шаркнул ножкой и поклонился.

— Лев, царь зверей, — представил я его. После чего Лева преподнес ей букет цветов.

Полутьма. Эхо от наших шагов. Тяжелые своды. Лепные гербы. Оленьи рога. Кабаньи и медвежьи головы. Каменный пол. Ковры. Секиры. Копья. Шпаги. Латы. Шлемы. Чугунная пушка на площадке широкой лестницы. А это еще что такое?! Старинный медный самовар, огромный, ведер на десять.

У Симоны красивая спина. Задница обширная, как стационарный лафет. И все время в движении, в движении! А ноги!.. Она идет, слегка покачиваясь на дециметровых каблуках. Не оторваться! Не баба, а пороховая башня. Похоже, правду говорила Бутыльская: у этой бабищи все органы наверняка работают, как хорошо отлаженный паровой молот. А вот все, что окружает ее в этом дворце, мне не понравилось — очень мрачно. И, как в подземелье, сыро.