Мария Метлицкая - Високосный февраль

В машине было жарко и воняло бензином. Маша открыла окно, и снег залетал ей на лицо и на куртку. Водитель покосился на нее и затараторил, зачертыхался, как все водители – ругал местную власть и нечищеные, разбитые дороги, громко сигналил встречным машинам и с интересом поглядывал на пассажирку.

«Клеит», – поняла Маша и усмехнулась. А он и вправду предложил ей «программу», увидев в ней одинокую и скучающую отдыхающую.

– У нас тут и дискотека, и суши-бар, – радостно перечислял он провинциальные радости, – и кино, между прочим! Три-дэ фильмы показывают, кстати. И пиццерия. Может, мотнемся как-нибудь, вечерком?

– Что? – переспросила его строгая пассажирка таким голосом, что он осекся. – В каком смысле – мотнемся?

– Да в самом прямом, – сникнув, кисло ответил водитель. – Ну, если, конечно, хотите.

– Я не хочу, – отрезала Маша. – И вообще, я замужем.

Водитель вяло кивнул и на пару минут замолчал.

– А театр ваш? Ну, драматический? В народе популярен? В смысле – хороший театр? – поинтересовалась Маша.

– Да я туда не хожу. И молодежь не ходит. Так, бабки одни и дедки. А чё им делать? Их ни кафе, ни танцы не интересуют, ясное дело. Мать моя в театр ходила, пока не заболела. Говорила, что нравится. Искусство. А по мне… По мне это все – скука.

Маша кивнула, дескать, понятно. Все понятно с местной молодежью. И чего уточняла, что хотела услышать?

Водитель резко затормозил у ворот санатория, и Маша с радостью выбралась из машины – от бензиновой вони ныли виски. Два круга вокруг здания, моцион на ночь, вдох – выдох. Хорошо. Она почти успокоилась и толкнула тяжелую входную дверь.

Так, с культурной программой покончено. Только процедуры, прогулки по лесу и крепкий, по возможности, сон. До отъезда оставалась неделя, точнее, восемь дней. Хочется ли домой? Этого она еще не поняла. Зато поняла, что страшно промерзла. Но где? В машине было тепло, даже жарко. Однако знобило здорово, и Маша долго стояла под горячим душем, потом выпила крепкого сладкого чаю, улеглась в кровать и позвонила мужу.

У Мити был грустный голос. Сказал, что страшно соскучился. Маша ответила, что тоже. И это, кажется, было правдой. Разговор был недлинный – Маша отчиталась о процедурах и прошедшем дне. Про вылазку в город и поход в театр ничего не рассказала – как решила, так и решила. Незачем, правильно. Митя не из болтливых, но уж эту новость он точно расскажет любимой теще. А мама, конечно, уговорит его назавтра приехать. Впрочем, уговаривать его не придется – примчится он с радостью, была бы причина.

Распрощались на том, что, к счастью, осталась неделя.

– Какая-то неделя! – радостно повторил Митя.

– Восемь дней, – уточнила Маша.

А ночью ее накрыло. Да как! Вспомнилось все – позор последних месяцев, старуха Вощак, злобная Нюра, главный с его предательской отповедью, насмешливые взгляды коллег: «А ты как думала? Наша профессия такая, милочка!» Вспомнилось нервное отделение больницы, куда ее укатали родные – бесконечный удушливый запах валерьянки и пустырника, капающий кран в туалете – динь-динь по голове, всю ночь. Холодное и тугое вареное яйцо на завтрак и обветренный кусок хлеба на краю тарелки с ненавистной остывшей геркулесовой кашей. И глаза мамы и Мити, полные отчаяния и тревоги за нее. А ей от этого только хуже, только больней.

Ужас и позор, потеря профессии в самом начале пути, крах всей жизни, идеалов, надежд. И полная неизвестность впереди. Отчаяние. Зачем? Зачем вся эта жизнь, если с ней так поступили?

Может, Митя прав – махнуть в теплые края, например, в Таиланд или на Гоа. Можно на какие-нибудь дальние острова, Мальдивы или Тенерифе. Зайти в море и, блаженно закрыв глаза, плыть вдаль, к горизонту, к солнцу, свободе. Она свернулась калачиком, поджала под себя ноги и захлюпала носом. Ей было жалко себя – маленькую, слабую, обманутую девочку. Мало мне, мало! Надо же было добавить – чтобы здесь, в этой глуши, встретить Золотогорского этого! Биологического, так сказать, папашу.

Кое-как на рассвете уснула, замучив себя окончательно. А в восемь позвонила мужу. Рта открыть не успела, как Митя объявил о срочной командировке – опять в Казань, да. Третий раз за этот месяц. Надоели это мотания. Как я хочу к тебе, Мань! Ну ничего – еду как раз на шесть дней. И по приезде сразу же за тобой! Машину брошу в аэропорту на стоянке – даже домой заезжать не буду. И сразу в твой санаторий, Мань! А?

– Да, – мертвым голосом отозвалась Маша, – конечно.

Муж коротко спросил ее о самочувствии – он торопился, она это понимала и ответила дежурным «нормально».