Мария Метлицкая - Високосный февраль

Да, она гордый человек, и ей трудно, невыносимо трудно все это пережить. Но она справится, потому что она – борец! И всем, прежде всего себе, докажет, что она профессионал.

Но сил на доказательства и борьбу у Маши не было. Она страдала дни напролет. Видела, как хлопочут, сбиваются с ног родные, но и не думала «прекращать эту Голгофу» – мамина фраза. Даже ловила себя на мысли, что страдать ей немного нравится.

Но кое-что поняла – надо уменьшить амбиции, иначе не выжить. Смирить гордыню, а то пропадешь. И еще – понять наконец, усвоить, что в жизни есть не только мама и Митя, но и все те, кто вокруг – злые, черствые, нечестные. Чужие.

И вообще жизнь – это не киндер-сюрприз, а довольно жестокая штука.

Маше не в чем было упрекнуть родных – Митя и мама сходили с ума и днями крутились возле нее. Про маму нечего и говорить, а вот Митя, и без того худощавый и поджарый, похудел на десять килограммов и сам стал похож на больного. Перепуганная свекровь заставила сына сделать анализы. Казалось, Маше надо было успокаивать мужа, да и свекровь не отставала – приезжала через день, привозила пирожки, когда-то нежно любимые невесткой, экзотические фрукты типа манго и личи и прочие вкусности. Но Маша не ела – пробовала и оставляла. Ей было неловко – все так стараются, но в горло кусок не лез.

По настоятельному требованию мамы бедную Машу положили в клинику неврозов. Ничего плохого там не было – прогулки, электросон, массаж и гимнастика. Уколы витаминов и барокамера.

Маша послушно и равнодушно выполняла назначения врача. Но по-прежнему была тиха и неразговорчива, стремилась поскорее остаться одна. Мама с тревогой вглядывалась в лицо дочери, ища в нем хоть крошечные позитивные изменения. Маша слабо, измученно улыбалась и отводила глаза. И обе вздыхали – Маша тихо, мама чуть громче.

А после выписки все продолжилось почти в том же духе. Мама взяла отпуск и переехала к ним, Митя срывался с работы после обеда и торопился домой. Свекровь все так же таскала сумки, а Маша спешила уединиться, закрыться в своей комнате и лечь на кровать.

Мама продолжала ее уговаривать:

– Да наплевать. Тебе, как разумному человеку, должно быть интересно мнение только тех, кто интересен тебе. Рожай ребенка и сиди дома – год, два, три! Ребенок отвлечет тебя, хлопоты закрутят, и все, что с тобой произошло, тебе покажется смешным.

Мама обрадовалась своей светлой мысли о беременности дочки. Страшно робея и стесняясь, она попыталась изложить любимому зятю эту идею. Митя сразу все понял, грустно усмехнулся и сказал:

– Нет, Ирина Борисовна, увы, не получится. Никак не выйдет, по крайней мере сейчас. – И, извинившись, быстро вышел из комнаты.

«Так, все понятно. Она с ним не спит. Господи, ну какая же дура! Не спать с молодым, здоровым, симпатичным и успешным мужчиной. Он уйдет от нее! – ужаснулась и запаниковала Ирина Борисовна. – Конечно, уйдет. Зачем ему больная, со странностями, жена, когда вокруг столько здоровых и нормальных!»

Прошло три недели после выписки. Маша много спала и все так же ни с кем не желала общаться. Она все так же ждала звонка от главного – пусть он сказал бы два-три слова, хотя бы так! Она не ждала от него извинений, покаяний. Но позвонить-то можно? Позвонить и утешить. Просто сказать пару слов, справиться о здоровье – наверняка он знал, что ее положили в больницу.

Но он не позвонил.

Однажды Маша проснулась – время было сумеречное, ближе к вечеру – и услышала тихий шепот на кухне. Она встала, накинула халат и вышла из комнаты.

Мама, муж и свекровь озабоченно что-то обсуждали, наверняка говорили о ней. Увидев ее, замолчали и испуганно переглянулись.

– Ну, что? – усмехнулась Маша. – В доме покойник? Или уже поминки?

Все продолжали молчать, боясь сказать слово.

– Так вот, – продолжила Маша, присев на стул, – поминок не будет. Покойник скорее жив, чем мертв. И хватит вам. Траур отменяется, ясно? – Маша взяла большое розовое яблоко, лежащее на столе, и громко и сочно хрустнула им.

Родные сидели в оцепенении. Первой опомнилась мама:

– Доченька, ой! А супчик? Супчик погреть?

Свекровь тоже вскочила и засуетилась у плиты.

Никакой супчик Маша есть не стала, а вот кофе с пирожным выпила, чем доставила несказанную радость окружающим. Она видела их ожившие счастливые глаза и думала: «Как же они меня любят! И главное – за что? Знали бы, бедные, какая я стерва».

С того дня стало чуть легче. По крайней мере она не лежала целыми днями в кровати, упершись лбом в стену. Начала понемногу есть, Митя скачал ей на планшет фильмы, вкус у него был отличный. Только на улицу не выходила – страшно. Почему-то было страшно и совсем не хотелось видеть людей. Митя по-прежнему был тактичен и невыносимо нежен. «Господи, и за что? За что меня так наградили?» – думала Маша.