Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

– И что, вот это все случилось бы, если бы бомба взорвалась? – спросил Мартин.

– Вот это? – заорал Себастьян. – Пару книжек на пол сбросило бы? Ты что, издеваешься? Тут невинных мужчин, женщин и детей разрывает в клочья. Вонь горящей плоти. Я тебе говорю про свою бабушку, когда она была маленькой, как ей всю жизнь поломали.

Себастьян повалился на пол, растянулся на ковре и побежал, лежа, так, что его тело описывало взволнованные круги.

– Ты вообще не понимаешь, что живое, а что мертвое! – завопил он. – Ты просто чудовище!

Мартин помолчал, зная, что до конца приема осталось пять минут, и наконец сказал:

– И твои приемные родители дали тебе имя Себастьян, чтобы тебя защитить.

– А про это спросите у Вильгельма Телля, – заявил Себастьян.

– Может быть, он придет к нам в следующий раз и расскажет свою историю, – сказал Мартин.

– Время истекает, время истекает, – выкрикнул Себастьян, лихорадочно кружась по полу.

Внезапно он остановился, встал на колени, сцепил руки за спиной, склонил голову набок и изогнул торс наподобие святого Себастьяна, привязанного к столбу и пронзенного стрелами на картине художника эпохи Возрождения.

– Какое чудовище заставит сына стоять с яблоком на голове, у всех на виду и ждать, пока сигарета не пронзит его тело?

– Что ж, это очень хороший вопрос, и мы его обсудим в среду, – сказал Мартин, давно привыкший к тому, что все самое важное пациенты выкладывают в конце приема.

– А можно я останусь? – взмолился Себастьян.

– Помнишь, мы же договаривались…

– Погоди-ка, – сказал Себастьян, резко сменив тон. – Если мне изменили имя, то, как знать, может, тебе его тоже поменяли?

– Меня всегда звали Мартин Карр, – твердо сказал Мартин. – И мы продолжим…

– Заткнись, Вернер! Наверное, ты мой отец! Проклятый нацист! – воскликнул Себастьян и решительно, как человек, не терпящий возражений, вышел из кабинета.

Мартин неподвижно сидел в кресле. Себастьян хлопнул входной дверью (хорошо бы за собой). Мартин вслушался, ушел ли пациент на самом деле. В коридоре было тихо. Неужели это правда? Усыновлен в два года, покрыт ожогами от сигарет. А еще он упоминал, что в прошлом месяце у него был день рождения. Для совпадения это чересчур, но совпадения всегда чрезмерны, иначе они были бы не совпадениями, а просто происшествиями. У юнгианцев, с их любовью к синхронистичности, такое наверняка случается сплошь и рядом, но Мартина совсем не прельщала мысль о том, что его самый безумный пациент может оказаться близнецом его дочери. Возможно, все это чистый вымысел, но Мартин не мог не вспомнить бурные семейные дебаты, которые Оливия вела в юности, когда осмысливала историю своего удочерения и обнаружила, что приемные родители имели доступ к информации о социально-экономическом статусе и состоянии здоровья родителей биологических. В одной из статей, где описывались дети из самых неблагополучных семей, прямо говорилось: «Кто захочет усыновить такого ребенка?» Оливия потребовала у Лиззи рассказать, что известно о здоровье и положении ее биологических родителей.

– Мы знали, что беременность была незапланированной и что у отца криминальное прошлое, – объяснила мать.

– Вас именно это и привлекло? – спросила Оливия, словно бы в шутку.

– Я выразилась бы иначе, – ответила Лиззи, улыбнувшись дочери. – Мы просто хотели о тебе заботиться.

– Ну, допустим, – сказала Оливия, изучившая разделы об удочерении в десятках томов на родительских книжных полках. – Значит, я для вас была экспериментом?

– Глупости! – Лиззи поцеловала Оливию в лоб. – Ты была ребенком, которому требовалась помощь.

Мистер и миссис Тэннер наверняка знали историю Себастьяна, если, конечно, его усыновили. Судя по всему, в детстве он подвергался бесчеловечному обращению и физическому насилию, похожему на то, что рассказывала Карен о Ките, брате-близнеце Оливии. Если Тэннеры действительно были приемными родителями, то их – по наивности или из болезненного любопытства – привлекла отчаянная ситуация, в которой оказался Кит, но какими бы ни были причины их поступка, Тэннерам не хватило компетенции заботиться о чрезвычайно травмированном ребенке. Мартин чувствовал, что кто-то из родителей (или они оба) подсознательно считал Себастьяна, с его трудным поведением, своего рода наказанием за бесплодие. Может быть, они усыновили травмированного ребенка именно потому, что сами были травмированы многолетними попытками родить. А Себастьян не перечеркнул, а лишь подчеркнул их неудачи. Плохими их не назовешь, напротив, они, похоже, очень хорошие и смелые люди, которые усыновили почти двухлетнего мальчика из неблагополучной семьи и за его муки переименовали его в Себастьяна. Если он и вправду сын Карен и если Карен сказала Оливии правду, утверждая, что отдала в приют восемнадцатимесячного младенца, то значит, он провел в загоне социальных служб почти полгода.