Марина Раевская - Я все смогу сама [litres]

Девушка вытащила телефон и позвонила Кате. Услышав ответ, улыбнулась:

– Я захожу, прекращайте!

И снова открыла дверь. Теперь все выглядело вполне благородно и невинно – в палате горел свет, Катя лежала, откинувшись на высокие подушки, и что-то читала с экрана телефона. И больше никого в палате не было…

– Привет, сестричка!

– Приветик! – Катя улыбнулась. – Ты чего мне звонишь?

– Да мама вот-вот приедет. Я подумала, что ей еще рано видеть…

– Что видеть?

Катины глаза смотрели на сестру совершенно невинно, колыхалась штора, закрывающая распахнутое в сырой вечер окно. И странный шум доносился с улицы. Кира не выдержала и выглянула.

Под окном стояла ремонтная вышка. Шумел двигатель, возле машины двое складывали какое-то снаряжение в немалых размеров сумку.

– Уютненько… Ремонтик свежий, – Кира обернулась к сестре и подмигнула. – Только шумновато. Может, тебя в другую палату перевести?

– Да нет, зачем? Хорошая палата. Нешумно, ты чего… Кира вынула из сумки бананы, которые обожала сестра. – Ну вот, а больше я ничего и не придумала…

– Кирюш, – Катя улыбалась чуть просительно. – Да мне ничего и не надо… Ты лучше маму на себя возьми, а? А то она тут готова была лагерь разбить – врачи еле уговорили, что сами смогут за мной присмотреть.

– Ладно, сестричка. Маму постараюсь отвлечь. Только и вы тут… Ну, осторожненько, ладно?

– Кир, ты о чем?

Но Кира ответить не успела – открылась дверь и в палате появилась Эсфирь Лазаревна.

– Та-ак, девочки, сегодня я вместо мамы, она занята. Я пообещала, что нашей птичке принесу ужин и потом все Валечке расскажу.

– Только не ужин! – простонала Катя.

Эсфирь присела на кровать, взяла ладонь девушки в руки и улыбнулась:

– Деточка, я же не сказала, что я его принесла. Наверняка Кирочка тут уже хозяйничает, а значит, моя помощь не требуется.

Кира кивнула – она и в самом деле хозяйничала, и помощь Эсфири была в самом деле не нужна.

– Ну что ж, малышки, тогда я пошла… Смотрите, не ссорьтесь тут. Хотя, может быть, сладенького? Сама пекла…

Теперь застонала Кира – она обожала выпечку, а приятельница и помощница матери была в этом удивительной мастерицей.

– Ну вот и хорошо, тогда оставляю. Мама, наверное, сегодня уже не появится. Я видела у нее в кабинете вашего отца. Думаю, им есть о чем поговорить.

– Вот интересно, – задумчиво проговорила Кира, – почему он вчера вечером ушел? Почему к Катюшке не прибежал сюда? И вообще, что у них там происходит?

Эсфирь подошла к окну, тоже зачем-то выглянула на улицу, потом, тоже непонятно почему, прикрыла створку и только потом, понизив тон, заговорила:

– Девочки, вы же знаете, что в нашем городе что-то долго скрывать просто невозможно…

Девушки кивнули. Увы, это был общеизвестный факт. Правда, они уже выработали своего рода защиту от всевидящего ока всезнающих соседей – почти полную открытость. Вот все видят, к примеру, девушку и парня, которые идут по улице и о чем-то спорят, потом их же в кафе, в кино, на рынке. Начинаются разговоры, которые раньше или позже слышит, к примеру, мать девушки.

– А ты знаешь, что твоя с парнем гуляет? – и в лицо этой матери смотрят ехидно и пристально.

А та, пожав плечами равнодушно, отвечает:

– Конечно. Это ж Валерка (Митька, Гарик), сын Ирины Васильны (Ларисы Дмитриевны, Веры Петровны). Они вместе к олимпиаде готовятся (на английский ходят, детишек к ЗНО репетируют).

И все, сплетня умирает – кому ж охота продолжать что-то обсуждать, если никакой «радости открытия» (скандала с битьем посуды, истерик «ты мне не дочь») не следует.

Вот так и Кира с Катей – с парнями общались, не скрывая, всегда домой тащили – с мамой и сестрой знакомить. До сих пор их ни разу эта нехитрая тактика не подводила, к слову.

Эсфирь продолжала:

– …Светлана Дмитриевна, мама Игоря, еще полгода назад на почте проговорилась, что получает посылку именно от сына, хотя отправителем значилась (тетя Ира подсмотрела) какая-то мамзель Ришер.

Катя выпрямилась, а Кира опустилась на стул.

– Так, выходит, она полгода назад уже знала, что папа жив, что с ним все в порядке?..

– Год, детки, год назад уже знала, да.

– Мы к ней каждый день бегали, ужин приносили, а она все это время молчала… – Катя закашлялась, хлебнула воды и снова откинулась на подушки. – Во стерва!

– Ка-а-ать…

– Да что «Кать», Кирка! Ладно, папа наш… Он маму, думаю, никогда не любил… Во всяком случае, я ни разу от него не слышала, чтобы он ей хоть слово нежное сказал, даже когда мы совсем маленькие были…