Чхве Ынён - Безопасный для меня человек [litres]

Мы допиваем остатки чая и берем сумки. Мы больше не говорим ни об искуплении и наказании, ни о рае и аде, ни тем более о любви. Мы открываем дверь и выходим на улицу. Каждый достает свой зонт, мы прощаемся и расходимся в разные стороны. Каждый – в свою.

Хеин столкнулась с Чонхи после шестого митинга, когда было особенно холодно.

Ее взгляд привлек англиканский собор по дороге на станцию «Сичхон». Он мягко подсвечивался сиянием вечерних фонарей, и Хеин остановилась полюбоваться этой картиной.

Она стояла там, пока не заметила в возвращавшейся с митинга толпе женщину в тонком пальто, которая внимательно на нее смотрела. Хеин надела очки и растерялась, не зная, какое выражение лица подобрать.

Женщина выглядела радостной, но приближаться не спешила. Хеин приветственно кивнула. Лишь после этого женщина подошла и позвала ее по имени. Хеин не стала жать ее протянутую руку в варежке. Женщина спрятала руку обратно в карман.

– Сколько мы не виделись?

– Точно не знаю. – Хеин перевела взгляд на тротуар.

– Не думала, что встречу тебя вот так…

– У вас все хорошо?

– У меня?.. Холодно, может, зайдем куда-нибудь, чай попьем?

Хеин помотала головой.

– Нет, мне нужно домой.

– Да, слишком внезапно все это…

– Мне пора, до свидания!

Отойдя подальше, Хеин обернулась. Чонхи стояла на прежнем месте и все так же не сводила с нее глаз. Они смотрели друг на друга с расстояния, с которого нельзя было разглядеть даже лиц.

Какова вероятность снова встретиться с ней? Вот так, случайно, на улице, в самом центре Сеула? Такой шанс близок к нулю. Какова вероятность пожалеть о том, что они больше не увидятся? Хеин не смогла дать себе ответ. Она передумала и вернулась обратно. Протянув Чонхи визитку, Хеин снова пошла в сторону метро.

«Так холодно, ты нормально добралась? Я думала, что больше никогда тебя не увижу, и очень рада, что мы случайно встретились. Спокойной ночи».

Хеин не ответила на сообщение. Она сохранила номер, зашла в KakaoTalk и открыла фотографию профиля рядом с именем Ким Чонхи. Перелистнув первое фото, на котором Чонхи в джинсах и белой рубашке играла на гитаре, она стала смотреть остальные: пять женщин с гитарами на сцене, фотография за рулем, фотография на вершине горы, фотография на параплане.

История довольно простая: Чонхи была тетей-свойственницей Хеин. Она и дядя заменили Хеин родителей на четыре года – с шести до десяти лет. А когда Хеин было семнадцать, дядя умер, и Чонхи исчезла, даже не попрощавшись.

«Я всегда буду с тобой. Даже если все в этом мире тебя покинут, я буду рядом».

Долгое время Хеин прокручивала в голове эти слова. «Зачем ты давала обещания, если не собиралась их сдерживать? Как ты могла так поступить? Неужели было сложно сказать, что мы больше не увидимся? Ведь ты прекрасно знала, какую роль сыграла в моей жизни».

Но ушли даже те времена, когда Хеин ее ненавидела. Чонхи больше не была для Хеин ни той, кто одаривал ее огромной любовью, ни той, кто безжалостно и трусливо ее бросил. Если подумать, то Хеин толком и не знала, какой она была. Не родственница, не подруга, но и не чужая – ее нельзя было назвать ни исключительно хорошей, ни заслуживающей одной только ненависти. В сердце Хеин она давно стала человеком, который мог полностью умереть внутри нее, а потом в один миг воскреснуть.

Хеин знала, что до пяти лет ее воспитывали мама с бабушкой, а с пяти до шести – родная тетя. Странно, но в воспоминаниях о жизни до переезда к Чонхи был один большой пробел. Самое раннее, что помнит Хеин – как она ела шоколад под каким-то большим деревом, но уже тогда Чонхи была рядом.

Мама жаловалась, что не понимает, почему отец – инженер, выпускник профильного технического лицея, вдруг решил стать изобретателем. Его ненасытная мечта жадно поглотила все: стабильную работу, накопления, залог на дом, мечты жены, детство ребенка. Он променял все это на опубликованную в утренней газете заметку размером с две игральные карты с сухим описанием идеи нового продукта – в этом была вся его жизнь.

И все это, пока жена работала за двоих и, слушая упреки свекрови, пыталась расплатиться с долгами, пока его ребенок кочевал из дома в дом, пока Хеин воспитывала девушка двадцати с небольшим лет.

Став старше, Хеин поняла, насколько обременительным было ее существование для Чонхи. Когда Хеин начала жить с ней, Чонхи едва исполнился двадцать один год. Маленькая Хеин смотрела на нее как на взрослую, но теперь она понимала, что тогда Чонхи была еще совсем юной. Хеин краснела при мысли о том, что это семья мужа вынудила Чонхи принять ее. Хеин заговорила об этом с мамой, когда заканчивала университет. Она спросила, как им пришло в голову заставить пару молодоженов воспитывать их племянницу. Спросила, выделяли ли им денег на ее содержание.