Чхве Ынён - Безопасный для меня человек [litres]

«Хорошо. У тебя тоже все нормально?»

В ответ Чухи отправила широко улыбающийся смайлик.

«Ага. И Хаюн уже подросла, и у меня все отлично», – написала Чухи и прислала несколько фотографий дочери.

С фотографий смеялся холеный слюнявый малыш с большим лбом, крохотными чертами лица и пухлыми щеками.

«Миленькая. Рада, что у вас все хорошо».

Юнхи заметила, что в Корее было 3:30 утра. С тех пор Чухи стала писать «Как дела?» примерно в это время.

Назвать это беседой было сложно, но в такие дни Юнхи почему-то чувствовала себя бодрее. Она ни разу не написала первой. Ни разу не выразила сочувствия сестре, которой наверняка было тяжело заботиться о ребенке одной, без чьей-то помощи. Она хотела спросить, почему Чухи не спит в такое время, что мешает ей уснуть, какова ее жизнь в браке, когда нет даже уголка, чтобы приткнуться и отдохнуть. Но Юнхи была уверена, что у нее нет права на такие вопросы.

«3000 английских слов», «Заговори по-английски», «Китайский для начинающих», «Беглый японский» – книжную полку в гостиной переполняли самоучители по языкам. Почти на каждой странице были выделенные слова с карандашными пометками, вплоть до «Invoice – счет», а рядом от руки – «не математика». Рабочая тетрадь на пружине тоже была вся заполнена лексикой. Был и блокнот, в котором под корейскими предложениями теснились варианты перевода на английский. Перед глазами возник образ Чухи, сидящей в одиночестве за столом и записывающей предложения: «У вас есть братья или сестры?» – «Да, у меня есть старшая сестра». «Какое у вас хобби?» – «Мое хобби – гулять». «Вы были на Гавайях?» – «Нет. Но очень хочу побывать».

Год назад Юнхи получила докторскую степень по социологии и теперь работала по постдокторской программе в одном из исследовательских институтов Чикаго. Она устроилась по временному контракту, поэтому после его окончания податься ей было некуда. Она разослала документы по корейским и американским университетам, но даже дойти до собеседования оказалось сложно. Когда один из сеульских вузов в конце концов пригласил ее на интервью, она сразу собрала вещи.

Получив степень, Юнхи стала чувствовать себя еще более потерянной, чем раньше. Казалось, она не достигла чего-то, а, напротив, что-то потеряла. К такой себе, неспособной ни порадоваться, ни похвалить себя даже за главное из своих достижений, она уже привыкла, хотя и считала жалкой. К тому же у нее не было человека, которому она могла бы излить душу. Рядом с Юнхи не было никого.

Она летела в Сеул впервые за пять с половиной лет. Юнхи сняла номер в мотеле в окрестностях родного университета и встретилась с теми, кого встретить было нужно. Остаться она планировала на неделю, а собеседование было назначено на четвертый день. Она задумалась, стоит ли встретиться с Чухи, но желания не возникло: слишком тяжелая и неловкая будет встреча. Около полугода назад Чухи удалила страницу на «Фейсбуке», и их переписка осталась в прошлом. По дороге с собеседования Юнхи получила сообщение в KakaoTalk.

«Ты в Сеуле?»

Это была Чухи. Похоже, она увидела запись на странице Юнхи о том, что та ненадолго вернулась в Корею. На фотографии профиля Чухи с собранными в хвост волосами смотрела в окно. «Предупреждение системы. Сообщение от пользователя, которого нет у вас в контактах». Юнхи нажала «Добавить». В списке новых друзей появилась Чухи.

«Если у тебя есть время, давай сходим куда-нибудь вместе».

Они договорились встретиться на следующий день на станции «Сичхон» – недалеко от работы Чухи – и вместе пообедать.

Новое здание мэрии, которое Юнхи видела впервые, напоминало зависшую над старым зданием волну, готовую обрушиться на него в следующий миг. Чтобы сверкающее в полуденных лучах стеклянное строение не слепило глаза, Юнхи смотрела в сторону отеля «Плаза».

– Юнхи!

Она узнала голос сестры, но повернуться к ней сразу не смогла. Пока Юнхи пыталась подобрать подходящее выражение лица, Чухи уже подошла к ней. Она смотрела на Юнхи покрасневшими глазами.

Казалось, за пять с лишним лет Чухи превратилась в другого человека. Этот период можно назвать долгим, но на деле она всего лишь стала из двадцатитрех двадцативосьмилетней. Ей еще не было и тридцати, а из-за неяркого макияжа и длинных неокрашенных волос в хвосте она выглядела еще моложе своего возраста. И тем не менее эта Чухи была для Юнхи незнакомкой. Чужим казался и ее голос, звучавший ниже, чем раньше, и мягкая манера речи, и спокойствие, с которым она делилась переживаниями, и то, что она слушала Юнхи, совсем не перебивая.