Анна Матвеева - Каждые сто лет. Роман с дневником [litres]

27 января

Сегодня в четыре часа похороны Ленина. Будут пальба, фабричные гудки и пр. Но так как очень большой мороз, никто из нас не пойдёт.

28 января

Гудки вчера были три минуты, и электричество гасло на пять минут. Если это произошло неслучайно, что бывает у нас весьма часто, то это довольно торжественно, так как должно было совпадать с моментом прощания и всеобщим прекращением работ, даже приостановкой железнодорожного движения. Мы как раз пили чай, но в эти пять минут перестали.

Пальбу, по-видимому, Федот весьма преувеличил, мы ничего не слыхали. Красные с чёрным флаги и до сих пор висят.

7 февраля

Вчера были мои именины и я, как всегда, чего-то ждала и очень теперь об этом жалею, потому что только расстроилась и убедилась, что вообще нечего ждать для своей маленькой, весьма нужной и в то же время потерявшей всякое значение особы. Мне кажется, что я стала уже вещью. Совсем как какой-нибудь буфет или стол: им пользуются, в него и на него кладут всякую всячину, и если он вдруг, как в мопассановском рассказе мебель, в одну лунную ночь убежал бы со своего места, то стало бы страшно неудобно и даже невозможно жить без него, и, может быть, даже новую такую же вещь нельзя было бы и достать. Но пока вся разница в том, что шкаф имеет место и на нём спокойно стоит, а я вечно суечусь, да и места, кроме кровати, у меня нет. Даже письменный стол отдала Вере, а обещанного взамен, конечно, придётся ждать три года, а может, и семь лет, потому что Костины обещания вообще на долгий срок.

Так, он обещал привести в порядок брачные дела ещё до поездки в Москву в 1921 году – «Когда вернусь, сейчас же сходим в комиссариат». Пока всё некогда, да и будет некогда, пока не случится беда или несчастье грянет, кто-нибудь из нас умрёт и дети останутся неоформленными. Или же кого-нибудь не примут из-за недостатка документов в школу, вероятнее всего Мишу.

8 февраля

Костя спрашивал, сколько я возьму за перевод Вейсбаха, причём сказал: «Надо же с тобой помириться и дать тебе заработать». Я сказала, 10 червонцев. Ему показалось много. Может быть, правда «Уралкнига» не согласится, а Косте необходимы таблицы, но я и так уже Wenfield перевела, можно сказать, даром, а труд был большой.

Сегодня к нам приходили Новиков и Горин, предлагали Косте выступить защитником от профсоюза по делу Клера. Костя сказал, что не отказывается выступить, но считает, что не является вполне подходящим лицом, так как не умеет изворачиваться и ловить момент, а рубит сплеча, прямо. При своей прямолинейности и вывезти может, а вдруг ещё хуже высадит? Такое заявление охладило профессоров, так как они больше не пришли, хотя было решено, что если не найдут никого, то придут к нему вечером же.

После ухода профессоров Костя узнал, что в газете прошла официозная статья с обвинениями, и если нет обмана, то дело нешуточное. В связи с этим и мыслью, что Клеру грозит расстрел, настроение у нас обоих очень угнетённое. Косте неприятно, что он косвенно отказался защищать, но в сущности он совершенно прав, так как защищать по существу дела может либо адвокат, либо лицо, хорошо знакомое с обвинительным актом. Какая же защита может быть предложена лицом, незнакомым с делом, накануне суда? А по отношению к Клеру полной уверенности в его совершенной чистоте никогда не было, но спасать надо во что бы то ни стало!

9 февраля

Костя поехал слушать дело Клера. Настроение подавленное, так как газетные статьи настраивают на обвинение. Большая публика и студенты толкуют о вине, а полгода назад все говорили о невинности и возмутительном насилии. Сравнивали Клера с Дрейфюсом.

У Данилы был обыск, нашли изумруда много, хотя и плохого, но годного. Он очень шумел, и его чуть не арестовали. А сейчас предлагают поступить в «Самоцвет» на жалованье 20 червонцев в месяц и лошадь дадут. Он колеблется.

Сын Южакова был сегодня, жалуется, что деревня задушена налогом и есть нечего. Мне кажется, хитрый мужик Лазаря поёт. Всегда меня удивляло в русском мужике, что физиономия благообразная, лицо открытое, взгляд добрый, а врут и хитрят всё время.

Быть в ладу с собой – дело не из лёгких. С другими людьми худо-бедно можно найти общий язык, но как только надо убедить, уговорить или успокоить самоё себя, тут же понимаешь, что нарвался на соперника исключительной силы. И самое лучшее – это сдаться на пороге: отказаться от попыток хоть как-то на него повлиять. Ведь он, то есть я, всё равно поступит по-своему.