Антон Мухачёв - Путевая книга заключённого - Лефортовский дневник

В общем, его предложение о массаже мне хоть и показалось сомнительным, но я рискнул. Думал это приятно, и потому будет смахивать на гомосятину. Но уже вечером я орал в подушку так, что чуть не съел её. Было такое ощущение, будто китаец отделял мне щипцами от кости каждую мышцу. На голове он находил какие-то особенно больнючие точки, и мне казалось, что сейчас он сдерёт с меня скальп. Но стоило ему приняться за ступни, как в моих глазах и вовсе потемнело.

Когда гестаповская пытка закончилась, я успел расслышать, что у меня проблемы с сердцем и простатой. Верно, подумал я, и вырубился на мокрой от слёз и соплей подушке.

Проснулся я до «подъёма», свежий как наливное яблочко. Весь день мухой летал по камере, а вечером потребовал экзекуцию. Постепенно китаец стал учить меня, что где жать и массировать на ступнях, чтобы благостно влиять на сердце, желудок и печень.

До нашего Чайна-Тауна я вёл ночной образ жизни. Письма, рассказы, дневник – писанина начиналась с вечера. Теперь же по вечерам что-то делать не реально. Руки трясутся, и голова пустая. Ноги синие, спина фиолетовая. Но за утреннюю, доселе мною неведанную мегаэнергичную бодрость я готов простить китайцам и их дурацкое чириканье, и отрыжки за обедом и чересчур громкий телевизор весь день.

Тем более, послушные они. Я в камере за ветерана, и они делают, что скажу. Пару дней назад, получая у серьёзного охранника в бане бельё, китаец заявил: «Лоссия для лусских!» Сотрудник захохотал так, что Хан Куй Линь даже затанцевал от счастья. Бабку-повара, редкостную хамку, сосед поучал: «Буди везливай, сталая самка! А то зопу полву!». Та чуть в обморок не свалилась, а Линь доволен.

Вечерами китаец заполняет какую-то таблицу. Иероглифы, кружочки, цифры и треугольнички. Так он подводит итоги дня. Сам себе проставляет оценки по различным категориям: спорт, еда, настроение, мысли, счастье. По-моему, он считает даже количество улыбок за день. При всём этом, то и дело стонет - по жене скучает. А кто не скучает? Но я при этом всё же счастлив, а он страдает. Хоть и будет на воле уже через два месяца, а я - х.з. когда.

Сегодня ровно десять лет, как с меня слетели розовые очки, и я с удивлением увидел мир по-иному.

«Круглые даты» не отличаются от обычных дней, лишь воспоминаний больше. В любой другой день мозг забывает о прошедшем, но в годовщины злая память «пробуждается».

Человек привык цепляться за «этапы жизни», делит своё бытиё на «до» и «после». Думаю, это свойство нашего человека - быть центром вселенной. Хотя бы для самого себя. Жизнь «до» первой любви и «после» её потери, девственник и «полный вперёд», скитание по углам и своя квартира, живые родители и вот их уже нет, мир сквозь розовые очки и разбитые стёкла от ударов судьбы…

Так и я, ничем не отличный от всех, помню тот момент, когда оглянулся и увидел мир иным. Не другой мир, но иной на него взгляд. На Путь националиста я вступил ох как не по своей воле. Но именно тогда в моём восприятии мира перегорели некие блоки, что так старательно оберегает у «овощей» Система.

Честно говоря, мне нередко хочется опять «заснуть». Как в той Матрице, где давали на выбор пару пилюль. Жить, как большинство - проще, легче и, быть может и счастливее.

Но уже вряд ли получится. Почти каждый день я задаю себе вопрос: зачем мне всё это, ради чего я несусь с палкой навстречу локомотиву? Может и для того, чтобы первая любовь моей дочки по прихоти Системы не накрылась обломками кирпичей.

Весь последний год я пытался понять, зачем я для чего мне менять мир. Пока не понял. Но пока и не хочу следовать совету: «Не можешь изменить мир, поменяй своё отношение к нему». Мне просто интересно прогибать окружающее пространство, и я буду делать это. Ну а если благодаря моим делам мир станет хоть чуточку ярче, хоть капельку чище, то почему бы и нет? Это как игра. Большая Игра. И если на кону спокойная и стабильная жизнь поколения Яси, то почему бы и нет? Сам я уже вряд ли изменюсь. Десять прежних лет доказали это. Значит мне остаётся изменить мир.

Но так дико хочется просто спокойной семейной жизни с Любимой.

Интересно, считал ли Герцен предыдущие поколения революционеров такими же наивными и романтичными, каким мне сейчас показался сам Герцен.

Но в целом, похоже, ничего не меняется. Россия как была с византийской кровью, так с нею и осталась. Меняются названия страны, режимы, правители, а дух насилия, предательства и лизоблюдства в Системе всё тот же.