Эта версия, какой бы пессимистической она ни была, притягивала его. За исключением одной мелочи, на которую Фэт не преминул обратить внимание: никто никогда не слышал, чтобы человек, не знающий латыни, вдруг овладел ею под воздействием ЛСД. То же самое относилось и к древнегреческому языку. Конечно, во сне или находясь под действием ЛСД, человек может поверить в то, что он говорит на латыни, греческом или санскрите. Но в 1964 году Рэй Нельсон прекрасно слышал, как Фил ругался на латыни, что, впрочем, не слишком проясняло ситуацию, учитывая, что свидетель тогда и сам тоже принял ЛСД. Теперь же он наяву записал звучание слов, явившихся ему во сне, их значения он сам не понимал. И оказалось, что речь идет о древнегреческом языке, а точнее, о койне. Конечно, нужно ко всему относиться скептически, но как объяснить, что житель Калифорнии в 1974 году вдруг внезапно начал думать на языке апостола Павла и его современников?
— В целом, — настаивал Фэт, — как объяснить наличие в нашем мозгу информации, которой, по идее, там не должно быть? Конечно, проще всего списать все на наркотики и объявить, что встреча с Богом для душевнобольного, это то же самое, что и смерть для больного раком: логическое завершение разрушительного процесса. Истинный вопрос заключается в том, можем ли мы считать пережитое мною в феврале 1974 года богоявлением. Богоявление определяется как саморазоблачение божества. Если существует божество, то это также существует. Моисей не создавал неопалимую купину. Илия, на горе Хореб, не вызывал ветер, что ужаснее грома. Теперь я понимаю, насколько это сложно — отличить настоящее богоявление от галлюцинации, которая явно встречается чаще. Но я могу предложить свой критерий: если голос — предположим, что речь идет о голосе, — сообщает субъекту информацию, которой тот не располагает и в принципе не может располагать, тогда, возможно, перед нами настоящее явление, а не подделка.
Согласны?
Фил в принципе был согласен, хотя и с оговорками. Прежде всего он считал, что Фэт несколько преувеличивает свое невежество. Так однажды он изумился тому, что понимает во сне немецкий, который знал в совершенстве. Также Фил подозревал, что, не будучи слишком сильным в хронологии, Фэт путает последовательность событий. Прочитав о чем-нибудь в энциклопедии, он затем видел сон на эту тему, а, проснувшись, напрочь забывал о том, что накануне читал об этом. Он вновь обращался к энциклопедии, по новой находил там ту же самую информацию и страшно изумлялся. Вообще, по мнению Фила, нужно было учитывать, что есть вещи, существующие в нашем подсознании. Тридцатилетняя история психоанализа, а точнее, психоанализа Юнга, не смогла избавить Фэта от примитивной идеи, что сон — это что-то магическое. Он продолжал искать в снах неземные послания или предсказания, отказываясь воспринимать их как испанскую гостиницу, где постояльцы едят только то, что принесли с собой. И вот результат: в день появления девушки-курьера с украшением в виде рыбы он увидел во время сиесты цифру 840, а проснувшись, начал выяснять, что случилось в 840 году до и после Рождества Христова. Мало того, он даже вообразил, что его прежняя жизнь протекала в Микенах, — а на самом деле следовало лишь вспомнить, сколько он заплатил за доставленные лекарства: восемь долларов сорок центов.
— Совершенно верно, — признал Фэт. — А как же греческий?
По поводу греческого Фил был вынужден согласиться с Юнгом, что, как он знал, было небезопасно. Коллективное бессознательное, филогенетическая память, и вот они уже вышли за пределы территории разума, которую он так не хотел покидать во время этой дискуссии. Но в итоге они смогли все же найти объяснение, не привлекая сюда Бога.
— Хорошо, — сказал тогда Фэт с едва заметной улыбкой, появлявшейся всякий раз, когда он собирался предъявить сопернику неопровержимый аргумент. — А откуда я узнал про грыжу Криса? Думаешь, мне о ней сообщило коллективное бессознательное?
Фил почесал затылок. Он не мог отрицать ни сам этот факт, ни то, что он действительно вызывал смущение. С другой стороны, существовало множество вызывающих смущение вещей. Более чем здравомыслящие люди не знали, как объяснить воплощение в реальности того, что им являлось во сне, или же поражались ясновидению какой-нибудь гадалки. Он и сам был удивлен, когда та старая ирландка из Санта-Барбары начала описывать им с Нэнси ресторатора-кэгэбэшника из Беркли. Конечно, это смущает, но не настолько, чтобы перевернуть вверх ногами все наше понимание мира, которое исключает иное восприятие, кроме чувственного.
Читать дальше