Николай Васильев - Семь дней из жизни господина Н [СИ]

— Да-а, улов богатый. Впрочем, «Замок» и «Процесс» Кафки я читал и подумал, что «Приглашение на казнь» Набокова, вероятно, написано под его влиянием. «Поиск предназначения» тоже читал и заметил, что по отдельности Стругацкие все равно пишут как вместе. А вот Плутарха я у тебя на неделю-другую возьму… Или ты именно его сейчас читаешь?

— Да бери, бери, раз копытом забил. Я еще успею его поштудировать. Кстати, кое-что я из Плутарха прочел, в частности «Жизнеописание Ликурга» и вспомнил тебя с твоим коммунизмом. Оказывается, в Спарте с подачи этого самого Ликурга было создано явное подобие коммунистического общества, причем оно просуществовало около трехсот лет!

— Не понял, это при рабовладении-то?

— Именно благодаря ему. Вспомни, во всех книгах о будущем (даже и не коммунистическом) основная производственная роль отводится различным автоматам и роботам — людям же остаются роли управленцев, творцов или бездельников. Так вот, в Спарте такими роботами были илоты, рабы то есть…

…астрономию. Птолемей разработал детальную геоцентрическую систему мироздания, в которой ход почти всех наблюдаемых объектов мог быть загодя рассчитан. И когда Коперник предложил ученому сообществу гелиоцентрическую модель мироздания, большинство астрономов лишь поразилось извращенности его фантазии. Однако мысль была высказана, доказательства приведены, первоначальное потрясение скоро сгладилось, появились незашоренные астрономы, чьи наблюдения хорошо вписывались в концепцию Коперника, и через сто лет гелиоцентрическая система стала общепринятой. А еще через триста лет Солнце из центра мироздания было низведено до положения скромной звезды в периферической части галактики Млечного Пути, а близкие, казалось, звезды отдалились от нас на практически недосягаемые расстояния.

— Да уж, — опечалился Гнедич, — межзвездные экспедиции даже при субсветовых скоростях лишены смысла. Недаром все современные фантасты уповают на мифические гипертуннели или «кротовые дыры» в каком-то там континууме…

— Зря ты так скептичен, — снова оживился Карцев. — Что-то подобное не исключено и вот почему. Еще Лобачевский показал, что в масштабах Вселенной эвклидова геометрия не годится и предложил свою, весьма замысловатую. Эйнштейн объяснил его геометрию физическим воздействием гравитационных полей. То есть воображаемые нами прямые линии, соединяющие глаза со звездами, на деле криволинейны. А вот насколько? По каким траекториям двигался к нам свет от той или иной звезды? По-моему, варианты могут быть самыми невероятными…

Приведу пример из земного опыта. В тупиковом конце лабиринта, расположенном однако рядом со входом, поместили свечу, а в каждом изгибе лабиринта по зеркалу. Что увидит человек при входе в темный лабиринт? Правильно: слабо освещенный прямолинейный коридор с очень далеким светлячком в его конце. Притом, что источник света находится от него на расстоянии протянутой руки. Пробей стенку и ты возле свечи. Аналогию с гипертуннелями уловили? Конечно, физический смысл пространственно-временных «кротовых дыр» должен быть другим, но поиск их причинно обоснован.

— А по-моему, все упирается в проблему выбора координат, — сказал вконец отрезвевший Гнедич.

— Это само собой. Вероятно, при межзвездных путешествиях даже через эти «дыры» базовая система координат должна помещаться в центр вращения нашей Галактики — при создании вспомогательных систем.

— Эх, так и не дожить нам до звездной экспансии человечества…

— Дожить бы до межпланетной…

— Ну, выпьем по полной за это дело, а то за такими разговорами уже весь хмель слетел…

И два друга продолжили свое приятное общение по заведенному ритуалу, находя все новые темы и поглощая новые рюмки — пока, наконец, хозяйские запасы спиртного не иссякли.

— Что, больше ничего не осталось? — тяжело ворочая языком, спросил Сергей.

— Ни-че-го, — торжественно заверил Владимир, энергично мотнув косматой головой.

— Тогда мне пора, — молвил новоявленный Винни-Пух. — Спасибо за ласку.

— Сергей Андреич, куда Вы пойдете в таком состоянии, — запричитала было Ирина, но Карцев остался непреклонен:

— Доеду, не в первый раз. На улице враз протрезвею.

— Я тебя провожу, — заявил Гнедич, — хоть ты проводин не любишь. И добавил громким шепотом, склонившись к приятелеву уху: — Иначе Ириша меня заест.

— Ну, проводи, — смягчился Карцев. — Но кто проводит обратно тебя?