Николай Васильев - Семь дней из жизни господина Н [СИ]

Наутро, выслушивая от соседок неизбежный набор подначек, они благодушно улыбались друг другу.

…получил от Елены долгожданный подарок: она все же прошла курс лечения и избавилась от своей жуткой невралгии. Теперь они смогли наслаждаться традиционным сексом, как все люди. Вряд ли это позволило Елене испытывать большую страсть, но Н. заметно воспрянул духом и телом. Наступил апогей их любви, омрачаемый лишь необходимостью скрываться. Впрочем, года через полтора произошел тот самый развод, после чего никакие внешние обстоятельства любовникам не мешали, и их альковные встречи действительно участились: до раза в неделю и с ночевкой.

Но… Да, в их отношениях к тому времени накопилось немало этих «но». Основное было связано с тем же отцом Елены, вернее с болезнью, переданной им дочери по наследству. Называлась болезнь «рассеянный склероз» и от нее в пятьдесят лет отец стал инвалидом, а в шестьдесят пять умер в сильных мучениях. Признаки этой болезни появились к сорока годам и у дочери. Она стала жаловаться на периодические головные боли, которые длились по двое-трое суток (на работу в эти дни она не ходила) и с годами стали учащаться. В связи с болями и своим бессилием перед ними (прописанные таблетки боль лишь смягчали) Елена постепенно становилась все более раздражительной и унылой, у нее вдруг прорезалась язвительность. Подруги постепенно стали ее избегать, ограничиваться общением по телефону. Доставалось от нее и коллегам по работе, которые, пока втихую, ворчали. К тому же она стала забывчива, что при склерозе естественно.

В этих условиях встречи с Н. стали для Елены почти всем. Однако свои новые особенности характера она и с ним вполне урезонить не могла, тем более что с годами в его в характере тоже появилось много «новообразований»: педантизм, авторитаризм, неврастенические вспышки гнева, та же забывчивость… В итоге когда они, наконец, могли бы совместно радоваться жизни и даже вступить в брак (что иногда обсуждали), между ними стали происходить споры и ссоры, все чаще свидания переносились из-за недомогания, а если он, движимый сочувствием, приходил-таки к ней в фазе болезни, ничего хорошего не получалось: у нее усиливались боли, а он уходил внутренне взбешенный.

После сорока пяти пришла новая беда: ранний климакс. Елену стало то трясти, то кидать в жар, то одолевали новые болячки… Вопреки уверениям пожилых знакомых женщин, период этот у нее затянулся. Тут уж о любви она совсем постаралась забыть, ограничиваясь встречами с Н. в НИИ.

Однажды промозглой осенью под воздействием долговременного стресса одолеваемая болями Елена решила покончить с собой. Она привела квартиру в идеальный порядок, надела новое белье, выпила горсть снотворных таблеток и легла под одеяло, предварительно отперев квартирный замок.

Через два дня Н., почему-то сильно обеспокоившись отсутствием Елены на работе (хотя ее двух-трехдневные отлучки с отключением телефона стали для всех привычными), приехал к ней на квартиру. Собираясь позвонить, он увидел дверь отпертой и бросился в спальню, где и нашел Елену: в сонном бреду, с разбитым лицом, но живую. Он начал ее теребить, заставил встать на ноги и стал водить и водить по комнате, разгоняя сонную дурь. Когда она немного пришла в себя, то рассказала о неудачной попытке самоубийства. Н. ужаснулся, стал ее мягко совестить, урезонивать. Для себя же он открыл горькую истину, что перестал быть для Елены жизнеутверждающим магнитом.

Он отпросился по телефону с работы и прожил вместе с ней три дня, выхаживая как ребенка. Оказалось, что лицо она разбила, пытаясь дойти до туалета, причем падала многократно. Н. очень старался, но когда она вполне пришла в себя и он смог уехать домой, то ощутил большое облегчение. Тесный долговременный контакт им явно теперь был противопоказан.

Какое-то время подруги и Н. почти не оставляли Елену без внимания, опасаясь рецидива. Но она заверила их, что больше такой глупости не сделает, и все постепенно вернулось на свои круги. Лишенные связующей страсти, бывшие любовники все более отдалялись друг от друга. У него в поле приключилась интрижка со студенткой-практиканткой, потом с другой… Елена же как встарь ушла в привычную тень. Лишь иногда при встречах они обменивались любезностями и спрашивали о здоровье. И вот ее нынешняя необычная инициатива… «Вот и не верь в сны под пятницу», — усмехнулся Н.

В обед господин Н. купил элегантную голландскую розу ярко-красного цвета и, замаскировав ее газетой, пронес через анфиладу коридоров и несколько лестничных переходов в отдаленную часть здания НИИ, где разместились сейсмологи Старостина. Елена сидела в большой комнате одна, верная своей новой привычке экономить силы. Ему бросились в глаза ее большая, чем прежде, худоба и пепельно-серый цвет волос, призванный, видимо, замаскировать появляющуюся седину. Но ее серые глаза по-прежнему были эффектны и светились сейчас, при виде дурацкой газеты, веселым любопытством. Отбросив камуфляж, Н. церемонно подал розу со словами: