Татьяна Набатникова - День рождения кошки

Андрей засмеялся:

— Ну вот и я дожил до «вы, старики»!

Когда лагерь накрыла ночная тишина, Андрей понял, что заснуть не сможет. Он надел кирзовые сапоги, взял длинный китайский фонарик, помолился, чтоб в лагере за время его отсутствия ничего не случилось, и двинулся в сторону поселка. По субботам там гоняли дискотеку.

До поселка было километра два, он правильно сделал, что надел сапоги, лесную дорогу развезло.

Подходя к танцплощадке, он обтер сапоги о траву. И поднялся по ступенькам.

Жизнь тут кипела ключом, даже странно было представить то сонное царство, которое Андрей оставил позади.

— Билет! — процедил парень на входе.

Андрей спустился со ступенек и купил в будке билет.

Наверно, ему следовало примирительно улыбнуться этому парню, но Андрей не смог пересилить себя, протянул билет не глядя.

Наверно, ему следовало встать в сторонке, но Андрей прошел к самому фонарю, чтобы лучше все видеть. Он и сам при этом был виден отовсюду. Наверно, ему следовало поубавить независимости во взгляде и прямизны в позвоночном столбе. Наверно, ему следовало пригласить на танец какую-нибудь девушку. Тогда он разделил бы со всеми поровну этот стыд бесноватых подергиваний тела. Но он взирал на все происходящее не как соучастник, а как уличающий свидетель.

Нет, он вел себя, если вдуматься, неправильно. Мало еще учила его жизнь. Даже его воспитанники были умнее. «Совершенномудрый не оставляет следов!» — любил повторять Миша Рябцев.

Андрей оглядел по очереди всех наличных девушек. Той, которую он встретил как-то днем в поселке и которую хотел бы встретить еще раз, здесь не было. Ему сразу стало неинтересно, но он продолжал стоять.

Он ощутил, как в пространстве копилось напряжение и уже достигло пороговой плотности. Лучше было уйти, не отравлять людям вечер.

Он шагнул со ступенек и тут же очутился за пределами музыки, в окружении темноты и в кольце шести-семи местных парней.

— Этот, что ли, выдрючивался? — уточнил местный пахан.

— Этот. Задумчивый! — с издевкой отозвался другой голос.

Андрей вспомнил писателя Довлатова — из любимых, цитируемых — и его героя, тюремного охранника: «Запомни, можно спастись от ножа. Можно блокировать топор. Можно отобрать пистолет. Можно все! Но если можно убежать — беги! Беги, сынок, и не оглядывайся…»

Андрей коротко взмахнул своим единственным оружием — длинным тяжелым фонарем, как мачете, прорубая себе дорогу, и ринулся в образовавшуюся пробоину. Таких ног, как у него, среди местной братвы скорее всего не водилось. По его ногам плакал тренер пединститутских легкоатлетов, которому не удавалось заманить его в секцию.

Долгое время Андрей слышал позади себя в темноте душный топот по слякотной дороге. Бежать было тяжело, сырая глина налипала на сапоги, отяжеляя их и засасывая. Но и у преследователей были те же трудности и даже еще большие: ведь они-то явились на дискотеку в туфлях.

Постепенно топот поредел, многие не выдерживали и отпадали. Андрей наконец достиг железнодорожной насыпи — по ней хоть сухо было бежать, и он постепенно умерил дыхание. Какой-то одиночный, измотанный, но неотступный топот все еще слышался позади. Тогда Андрей остановился, обернулся и запустил навстречу преследователю луч своего сильного фонаря.

На подгибающихся ногах к нему ковылял на последнем издыхании квелый, хилый, слабенького роста паренек. Как написано у Фолкнера, «Иккемотуббе бежал не потому, что он был еще жив, а потому, что он был Иккемотуббе». Видимо, он бежал бы и мертвый. Запыхавшись, теряя сознание от усталости, этот слабак доскребся до Андрея и последним прерывистым хрипом испустил лишенный всякой силы текст:

— Ну, ты будешь еще выдрючиваться?.. — Текст, с которым он, видимо, стартовал и который все-таки донес до финиша, как тот легендарный марафонец донес весть о победе перед тем, как замертво упасть.

Гонец затих, у Андрея на сей раз достало ума не рассмеяться. Они мирно побрели рядом, засунув руки в карманы.

— До лагеря провожать пойдешь? — спросил Андрей.

— А ты из лагеря?

— Ага.

— Это ваш мальчишка тут на пожаре?.. — Преследователь все еще не отдышался и говорил с трудом.

— Наш.

— А, — принял к сведению марафонец. — А ты у них что, пионервожатый?

— Преподаватель. Киношкола у нас.

— Что, кино снимаете?

— Снимаем.

— Ну да?

— Приходи, увидишь.

— Приду, пока, — попрощался.

— Пока, — Андрей пожал протянутую руку и бодрым шагом потопал по темной, теплой, такой домашней лесной дороге.