Наталия Червинская - Маргиналы и маргиналии

Неужели всю бессонную ночь я так и буду лежать и думать о том, что именно не сказал Димке? Это же была конференция. А конференция – не место для споров и выяснения истины. Тем более что у людей с нашим прошлым выяснение истины мало чем отличается от сведения счетов.

Победителей не судят. Победителей судить неприлично, это отдает завистью. А Дмитрий наш Александрович – безусловно, победитель. Двухтомник мемуаров выпустил в отличном переводе, в хорошем издательстве. На свете остается от силы десяток людей – следует думать, завистников, – которые называют Димкино сочинение сборником народных мифов и легенд. А так ведь все восхищаются…

Единственное, что мешает Андрею восхищаться, – память об Олечке, отсидевшей в ссылке лишний год из-за Диминых показаний. И ведь не показаний даже, а просто глупой трепотни. Любил человек баки забивать, даже и следователям.

Вот в последний год она и заболела.

В колледже Андрея встретила долговязая аспирантка Ева. Эта аспирантка писала по нему курсовую, а он ей мешал, усложняя концепцию несущественными деталями. Раньше люди просто недотягивали до момента превращения своего прошлого в историю. Несколько запоздало он понял, что, собственно, его жизнью Ева интересуется только в строгих рамках утвержденной темы и для проверки своих гипотез. И ему потом все мерещилось, что к ее вежливому сочувствию примешано легкое омерзение: так он смотрел когда-то на уроке биологии на распяленную лягушку.

Вчера Ева успела, однако, много порассказать о себе. Что у нее мама – полька, приехавшая сюда подростком. Что папа – успешный бизнесмен, но когда-то учился на историка, поэтому не возражает против ее академической карьеры. Что она вегетарианка. Что сегодня она не в лучшей форме, потому что у нее месячные и началась мигрень.

Неожиданное физиологическое откровение аспирантки его не шокирует, а скорее озадачивает. Озадачивает первозданная доверчивость, с которой она сообщает интимные детали своей жизни человеку, которым сама так откровенно не интересуется.

Многое в аспирантке загадочно. Тапочки на босу ногу, несмотря на холод и ледяной дождь. Манера сидеть развалившись, занимая как можно больше пространства, совсем не женская. Как будто живет она в райском саду до грехопадения, не осознав своего тела, не отделив еще тела от личности, и ничего в ней нет скрытого, тайного. Эта Ева не способна ни устыдиться, ни искуситься; и древом познания добра и зла совершенно не интересуется. Ей объяснили на лекциях по философии, что это устаревшая концепция. Что объективной разницы между добром и злом не существует. Она все сдала и усвоила.

Андрей часто встречает таких молодых людей, бойко отрицающих примитивные различия между добром и злом. Но дело в том, что ирония хороша, если основана на многих знаниях и многих печалях. Ирония же, свойственная этим молодым людям, основана именно на отсутствии и печали, и знаний. Она очень некрепкая, эта ирония, она расползается, как только жизнь по голове стукнет. И ему часто хочется подпустить какую-нибудь змею в их райский садик. Например, рассказать, что зло существует несомненно, что ему пришлось в этом убедиться эмпирическим путем, на собственной шкуре. И добро существует, хотя оно и более сложное, трудноузнаваемое. Иногда довольно скучное.

Он пытался убедить Еву, что и в далеком историческом прошлом люди тоже были не всегда старыми, а и молодыми, даже моложе ее. И действовали не по продуманному плану, не на основе теорий, а из отвращения, ненависти, стыда, сочувствия, страха. Да, страха, уж об этом-то он может порассказать. И любви. Даже не в высоком гражданственном или религиозном смысле, а просто влюбленности. И следует признать, из азарта, из хулиганского азарта. То есть в основном они не размышляли, а чувствовали. Нет, и размышляли, конечно, много. Теоретизировали, читали расплывчатую русскую философию начала века, говорили прорву всего умного…

Тут она оживилась, потребовала список авторов и спросила: существуют ли стенограммы обсуждений и где можно эти стенограммы найти? Он пошутил, что записи могли быть сделаны. Даже наверняка сделаны. Но хранятся там, куда простая аспирантка вряд ли получит допуск. Пришлось пояснять шутку.

«Ладно, в мозгах у нее, конечно, дует сквозняк, но, по крайней мере, там воздух не спертый, не закупорены все окна, как в нашем детстве было…»

Почему-то Андрей считает умственный возраст Евы эквивалентом своих десяти-двенадцати.