Юрий Убогий - Что было, что будет

Когда она думала о скором и неизбежном разводе, пятнадцатилетняя ее жизнь с Дмитрием представлялась ей такой уютной, такой спокойной и теплой. Для того, чтобы как-то оправдать перед собой случившееся, она искала в ней самое плохое и, странное дело, почти ничего не могла найти. И ведь знала же, что это было, конечно, но теперь как-то улетучилось из памяти, а если и припоминалось, то с трудом. Ну, скучновато бывало порой, нудно, безрадостно. Ну, так что же, ничего страшного. Семейная жизнь не праздничный карнавал, в конце концов. Однако настоящего, глубокого сожаления о том, что эта жизнь кончилась, у нее тем не менее не было. Умом она понимала, что есть о чем пожалеть, пыталась настроить и душу свою на сожаление, но из этого ничего не выходило.

А вот мысль о детях постоянно мучила Марину Николаевну. Им за ее любовь придется заплатить дорого, будет у них теперь «приходящий» папа. И это в том возрасте, когда он нужен им ежедневно, а не по выходным, на несколько часов.

Будущие, после развода, отношения с Павлом представлялись ей смутно и противоречиво. То казалось, что они поженятся, и это наполняло ее такой радостью и счастьем, что она с трудом гасила улыбку; то думалось, что он не захочет менять свою сложившуюся уже, одинокую жизнь, и все меркло, темнело в ней и вокруг нее.

Павел наконец позвонил, они договорились встретиться, и Марина Николаевна ожидала встречи так, как ожидают решения своей судьбы.

Входя в читальный зал, Бритвин чувствовал себя приятно возбужденным тем, что сейчас увидит Марину. Ему вспомнилось, как всего каких-нибудь два месяца назад он встретил ее здесь впервые, такую недоступно-гордую, спокойную и красивую. Теперь же он удивился происшедшей в ней перемене. За те несколько дней, в течение которых они не виделись, ее лицо похудело и обрезалось и, самое главное, имело так не свойственное ей выражение грустной растерянности. По дороге в библиотеку он упустил из вида, что ее желание немедленно встретиться с ним скорей всего связано с какими-то неприятностями, вполне сосредоточился на радости вот-вот увидеть ее и теперь испытал нечто вроде разочарования. Свидание наверняка сулило ему что-то неожиданное и невеселое.

Бритвин пришел гораздо раньше, чем они условились, и поэтому увидеть его рядом было для Марины неожиданностью. Весь ее печальный облик изменился мгновенно: лицо вспыхнуло, в глазах возник яркий, живой свет. Бритвин был и польщен, и слегка встревожен этой переменой. Как же она ждала его, бедная! И какие большие надежды связывала с его появлением, если обрадовалась так!

— Здравствуй. Почему так рано? — удивилась она. — Пойдем ко мне в кабинет.

— А может быть, сразу ко мне? — предложил Бритвин.

— Домой? — Она задумалась, машинально перекладывая лежащие на столе бумаги. — Подожди здесь, я попробую договориться.

Через несколько минут они вышли вдвоем из библиотеки и тут же сели в подвернувшееся такси. Марина вновь стала озабоченной и грустной, Бритвин же вопросов не задавал, ожидая, когда она заговорит сама. Так они и ехали молча, молча поднялись по лестнице и вошли в квартиру.

Пока Бритвин готовил чай, Марина сидела в кресле, безразлично листая какую-то книгу. Бритвин чувствовал, что, чем дольше продолжается молчание, тем важней и неприятней будет то, что она сообщит ему.

— Рассказывай, — не выдержал он наконец, подавая ей чашку. — Что стряслось?

— Я развожусь с мужем, — сказала она. — Вернее, он разводится со мной.

Она приостановилась и испытующе смотрела, и по той боли, которая постепенно проступала в ее глазах, Бритвин понял, что она догадывается о его отношении к сказанному. А отношение определилось сразу и однозначно — это была лишняя морока для него. Лишние проблемы, лишние сложности. Лишняя ответственность.

Он знал, что должен расспросить ее, а она должна ответить на его вопросы, но это теперь не имело существенного значения. Самое главное уже было ясно им обоим. Она сообщила ему, что свободна, и это совсем не обрадовало его.

— Почему? — спросил он.

— Я сказала о наших отношениях и нашей поездке.

— Почему? — повторил Бритвин, чувствуя, как в нем возникают, поднимаются из глубины холод и отчуждение, которые он не может подавить.

— Так получилось… Да и какая разница?

— Это окончательно?

— Да, — кивнула она. — Как же иначе?

Бритвин долго молчал, потому что ему нечего было сказать. Он чувствовал всю неловкость, жестокость даже этого молчания по отношению к Марине и никак не мог нарушить его. Единственное, что можно было сделать сейчас, это предложить ей замужество, а как раз этого он и не мог. Он решил это сразу, едва услышав о разводе. Он не успел ни обдумать, ни обосновать свое решение, оно существовало в некоем свернутом, как бумажный рулон, виде и, тем не менее, было четким и однозначным. Он знал, что при необходимости «развернет» его, рассмотрит тщательно и подробно, взвесит все «за» и «против» и оставит прежним. Он продолжал молчать, а все, что приходило ему в голову, казалось таким невыносимо неестественным и фальшивым, что этого невозможно было выговорить. Не сочувствовать же? Не утешать? Не выяснять подробности? Впрочем, он не знает очень существенного — ее отношения к разводу. Ведь если она сказала мужу обо всем, значит, знала, на что шла?