Юрий Убогий - Что было, что будет

— Ты сама решила развестись? — спросил он.

— Так получилось… Но я не жалею.

— И когда же это будет?

— Не знаю, как там по судопроизводству полагается. Месяца через два, наверное.

От того радостного оживления, которое вспыхнуло в Марине при их встрече, не осталось и следа. Ее лицо завяло, смялось как-то, глаза потухли, углы рта опустились, и это придавало ей скорбное выражение. Было видно, что время от времени она пытается приободриться, приподнимает голову, расправляет плечи, но ненадолго.

Бритвин вдруг ясно представил себе то положение, в котором она оказалась, состояние ее душевное и испытал к ней пронзительную жалость. Надо было немедленно что-то сказать, что-то сделать, чтобы хоть немного помочь ей. Но что? Подойти, приласкать?.. Он же любит ее, черт побери! Любит, но не настолько, чтобы жить с ней вместе. От сих до сих, как говорится… Нехорошо, но что же делать, если это именно так?

Он заставил себя встать, подойти к ней и обнять ее. Она никак не отозвалась, сидя совершенно неподвижно и глядя прямо перед собой.

— Плохо тебе?

— Да, — сказала она тихо.

Он обнял ее настойчивей и крепче, попытался поцеловать, но она отстранилась от него.

— Нет… Нет, нет! Знаешь что, вызови-ка такси, пожалуйста. Мне надо вернуться на работу.

— Зачем же мы приехали? — опешил Бритвин.

— А ты думал затем, что и раньше? — усмехнулась она.

— Нет, но…

— Нет, но да.

— Какая чушь! — искренне возмутился Бритвин. — Разве в этом дело?

— А в чем же? В разговорах? Так мы с тобой поговорили, больше не о чем говорить. Или у тебя есть ко мне еще какие-нибудь вопросы? Впрочем, прости… — сказала она, помолчав. — Я сама не знаю, что говорю, дурь какая-то. Перепуталось все… А такси все-таки вызови.

— Через полчаса будет, — сказал Бритвин, возвращаясь из прихожей, от телефона.

— Вот и хорошо. И время еще у нас с тобой есть. — Она улыбнулась. — Как твои дела? Перешел в институт?

— Перехожу.

— Поздравляю. А дочь как поживает?

— Замуж выходит. Уж заявление подали.

— Еще поздравляю.

— Зачем ты так?..

— А что? Интересуюсь твоей жизнью, как и ты моей. Все правильно и очень мило… О приятном говорим, о неприятном умалчиваем. Зачем друг другу лишние хлопоты доставлять, правда?

Бритвин смотрел на ее оживившееся лицо и боялся, что она заплачет.

— Перестань! — сказал он.

— Ну, что ты, право, — протянула она укоризненно. — Разве можно так с женщиной, да еще с гостьей, разговаривать. Я ведь и обидеться могу. И я обиделась! Во дворе такси подожду, там у вас лавочка есть такая славная…

— Марина, перестань! Что за шутки дурацкие?

— Почему шутки? Что же я, уже и обидеться не вольна? До свиданья! — Она встала. — Нет, нет, провожать меня не надо! Ни в коем случае.

— Комедия какая-то… — пробормотал Бритвин, чувствуя и острую жалость к ней, и раздражение. — Прекрати, тебе говорят!

— До свиданья! Я позвоню недельки через две-три. Время у меня сейчас, сам понимаешь, сложное, разобраться со многим надо…

— Марина!

— Пока! — И она вышла.

Через несколько минут Бритвин подошел к окну кухни и увидел, что Марина действительно сидит на лавочке у подъезда. С высоты пятого этажа она выглядела детски маленькой, и смотреть на нее вот так, из окна, было странно и нелепо.

Бритвин вернулся в комнату и растерянно зашагал из угла в угол, не находя себе места. Пойти к ней, вернуть ее? Но что он ей скажет, кроме того, что уже было сказано? Да и смешно: беготня какая-то друг за другом, уговоры… Незачем капризы подобные поощрять. Ушла, ну, что ж, вольному воля.

Когда он вновь подошел к кухонному окну, Марины уже не было. Он облокотился на подоконник и задумался, почему-то продолжая смотреть на пустую скамейку, где только что сидела Марина.

На душе у него было скверно. Ему навязчиво представлялось выражение лица Марины перед уходом: болезненно-возбужденное и готовое вот-вот смениться отчаянием. Поддавшись живому чувству, он жалел ее и обвинял себя. Ведь она бросилась к нему в тяжелую минуту за помощью и поддержкой и что же нашла? Сухость, сдержанность и холод. Да и вообще, все самое трудное в их связи несла она. Подумать только — муж, двое детей, мать… Попробуй, вырвись из таких пут даже на короткое свиданье, не говоря уже об отлучке на несколько дней. А он никогда и не поинтересовался, как ей это дается… Впрочем, каждый несет свой чемодан. Принцип хороший, но не переборщил ли он с ним в данном случае? Любовь не служба, тут перегородки в отношениях не поставишь. Вот, к примеру, отпускать ее никак нельзя было. Какое там возвращение на работу! Разумеется, выдумка. Просто тяжело ей стало, нервы, что называется, сдали. Надо было ее удержать, силой прямо-таки… Но, положим, она бы осталась, он бы ее успокоил, насколько можно, утешил, согрел… И что же? Дальше-то что? Вот в том-то и вопрос — что дальше? Сказавши «а», надо сказать и «б». Вот тут загвоздка и получается… Кстати, почему брак с ней так очевидно невозможен? Во всяком случае, в обозримом будущем? А потому, что это очень осложнило бы ему жизнь. Двое чужих детей, теща… Подумать страшно. И с Мариной все было бы непросто. Жить вместе совсем не то, что встречаться раз в неделю. Сколько пришлось бы тратить нервов и сил! И как раз в ту пору, когда они для работы позарез нужны. Положим даже, что все-таки сошлись, поженились… Какой же выигрыш? Никакого, в сущности, не только для него, но, возможно, и для самой Марины. Не такая уж это радость — мозолить друг друга глаза каждый день, гораздо лучше видеться изредка, но тогда уж и общаться по-настоящему, не отвлекаясь. Где-то он читал, что муж с женой в среднем разговаривают около получаса в день. А если проводить вместе целый день хотя бы раз в неделю, то даже больше этого самого общения получается. И никакой лишней, бытовой мороки, никаких хлопот. Тем более, что теперь, после развода, со встречами намного проще будет.