Юрий Убогий - Что было, что будет

— А ты ко мне?

— Надеюсь, что да.

— «Надеюсь, надеюсь…» Заладил как попугай одно и то же. Ой, слышишь, дятел стучит?

Вдалеке и в самом деле стучал дятел, упорно и монотонно. Марина Николаевна послушала и сказала, вздохнув:

— Всю жизнь стучит, никак достучаться не может. Не открывают…

Она легла на спину, закинув за голову руки. От самых ее глаз уходила ввысь сосна и казалась Марине Николаевне мощной, зеленопалой рукой, держащей над ней небо. Совсем рядом какая-то птаха вновь и вновь повторяла свою короткую и простенькую, прозрачную, как струйка воды на оконном стекле, песенку. Чуть подальше слышалась вторая песенка, поярче и попестрей, и они, то, совпадая, сливались, то звучали порознь. Пахло грибами, мохом, хвоей, и все это вместе было до головокружения хорошо.

— Держи меня, — сказала Марина Николаевна чуть слышно, — а то упаду.

— Откуда и куда?

— С земли в небо… Ты меня любишь?

— Да.

— А я думала, скажешь: «Надеюсь, что да».

— Почему же?.. Просто — да.

— А что больше, меня или работу?

— Это несравнимо.

— И все-таки…

— Если несравнимо, то и ответить нельзя.

— Значит, работу… Что ж, так, наверное, у мужчин и должно быть.

— А у женщин?

— А у женщин — наоборот. Понимаешь — мне все время страшно… Кажется, что вся жизнь в тебе… Вот от этого и страшно. Я поэтому, видно, в лесу и напугалась так. Тебя же потеряла все-таки. — Она улыбнулась, почувствовав, что улыбка вышла какая-то жалкая.

Она ждала, что он скажет что-нибудь, приласкает ее, но он молчал и не двигался. И страх, о котором она только что говорила, с новой и еще большей силой охватил ее. Она вдруг увидела Павла как бы издалека, со стороны, и так ясно представила себе, насколько он свободен. Он с ней, пока он любит ее, но ведь это может измениться! Пусть и не в любой час и день, но все-таки очень быстро. И она никак не сумеет этому помешать. Он всегда волен уйти от нее, как он ушел от жены, семьи, других женщин, которые наверняка были у него. Ей почудилось на мгновенье, как что-то черное надвинулось не только на душу ее, но и на солнце — солнечный свет потерял праздничную свою яркость, померк, хотя на небе по-прежнему не было ни облачка. И, одновременно с этим, какая-то отчаянная, болезненная нежность к Павлу охватила ее. Чувствуя, что этого не надо делать, но не в силах сдержаться, она обняла его и стала целовать его глаза, шею, губы…

Вернувшись в деревню, Марина Николаевна с Павлом устроились на крылечке перебирать грибы, а скоро к ним присоединилась и Маланья Тихоновна.

— Ничего добыли, неплохо, — сказала она, оглядывая грибную кучу. — И на жарку, и на варку хватит. А может, на сушку пустите, домой повезете?

— Нет, нет, — поспешно возразила Марина Николаевна. — Домой нам не надо.

— Вот и зря. Сушеный гриб белый первая вещь. Что ж, и далеко не уходили, тут по округе и шарили?

— Да, поблизости.

— Некому их сейчас собирать-то, в работе весь народ, страда.

— Да, я обратил внимание, деревня пустая совсем, — сказал Павел. — Маланья Тихоновна, у меня к вам есть предложение — не надо ли вам чего в хозяйстве сделать? У нас почти неделя впереди, не все ж гулять таким здоровякам! — Он обнял Марину Николаевну за плечи и весело подмигнул ей. — Найдите-ка нам работенку подходящую.

— Нет, милый. — Старуха с сомнением покрутила головой. — Спасибо, а только не могу я такого допустить. Сын-то что скажет? Скажет, в работу гостей запрягла! Нет, не годится это дело. Отдыхайте себе.

— Маланья Тихоновна, — начал Павел убеждающе, — работа физическая для нас лучший отдых. Правда, Марин?

— Правда, — неуверенно подтвердила она.

— Ну, вот видите! Так что подумайте, что можно нам поручить, а сын и знать не будет.

— Сын сыном, да мне и самой-то вроде совестно. Неладно вроде.

— Я вас прошу! Это ж просьба, понимаете?

— Уж если просьба, тогда деваться некуда! — засмеялась старуха. — Тогда давайте так. Яблоня у меня есть сухая, надо бы ее спилить, на чурки порезать да, может, и пень подкорчевать, чтоб не мешался. Правда, дело тяжелое, потное…

— Маланья Тихоновна! — воскликнул Павел. — Или я не мужик, по-вашему? Обижаете, честное слово!

— Да я про Марину…

— Она просто рядом будет, для вдохновения. Ну, может, пилу придержит иной раз.

— Тогда пошли глядеть! — Старуха решительно встала. — Не поладится, не понравится — пеняй на себя. Я и Алексею про эту яблоню сколько говорила, а он только рукой машет, на кой с ней возиться, мол. А я думаю, сухостой не убрать, это уж последнее дело. Перед людьми стыдно.