Дженни Даунхэм - Пока я жива [litres]

Перевернув листок, я пишу: «Тесса Скотт». Славное имя в три слога, как любит повторять папа. Если мне удастся написать свое имя на бумажке больше пятидесяти раз, все будет хорошо. Я пишу мелкими-мелкими буквами, как если бы я была зубной феей и отвечала на детское письмо. Побаливает запястье. Чайник свистит. На кухне клубится пар.

Иногда по воскресеньям папа отвозит нас с Кэлом в гости к маме. Мы поднимаемся на лифте на девятый этаж. Тут мама обычно открывает дверь, произносит «О, привет!» и оглядывает нас троих. Папа некоторое время топчется на лестнице, и они перебрасываются парой слов.

Но сегодня едва мама открывает дверь, как папа разворачивается и идет к лифту — настолько ему не терпится от меня отделаться.

— Смотри за ней в оба, — говорит он, указывая на меня пальцем. — Ей нельзя доверять.

Мама смеется:

— Что же она такое натворила?

Кэла так и разбирает:

— Папа запретил ей идти в клуб.

— А, — протянула мама, — это так похоже на твоего отца.

— Но она все равно пошла. Только-только домой вернулась. Ее всю ночь не было.

Мама нежно улыбается мне:

— Ты познакомилась с парнем?

— Нет.

— Познакомилась, я же вижу. И как его зовут?

— Ни с кем я не знакомилась!

Папа в ярости.

— Это так на тебя похоже, — заявляет он. — Черт побери, в этом вся ты. Я так и знал, что от тебя помощи не дождешься.

— Да ладно тебе, — говорит мама. — Ведь ей от этого хуже не стало, разве нет?

— Ты посмотри на нее. Она едва стоит на ногах.

Все трое уставились на меня. Терпеть это не могу. Мне тоскливо, холодно, и живот болит. Ноет не переставая с тех пор, как мы с Джейком занимались сексом. Я не знала, что так будет.

— Вернусь в четыре, — бросает папа, входя в лифт. — Она почти две недели отказывается сделать анализ крови, так что позвони мне, если что-то изменится. Справишься?

— Да, конечно, не волнуйся. — Мама наклоняется и целует меня в лоб. — Я за ней присмотрю.

Мы с Кэлом садимся за стол на кухне, а мама ставит чайник, отыскивает среди стоящей в раковине посуды три чашки и ополаскивает их под краном. Достает из шкафчика пакетики с чаем, из холодильника — молоко, нюхает его, выкладывает на блюдо печенье.

Я тут же засовываю в рот бурбонскую печенинку. Очень вкусно. Дешевый шоколад — сахар моментально поступает в кровь, в мозг.

— Я вам рассказывала про своего первого парня? — спрашивает мама, поставив чай на стол. — Его звали Кевин, он работал в часовой мастерской. Мне безумно нравилось, как он сидел, такой сосредоточенный, со стеклышком на глазу.

Кэл берет еще одно печенье:

— Мам, а сколько всего у тебя было парней?

Она смеется, откидывает длинные волосы за плечо:

— Нескромный вопрос.

— А папа был лучше всех?

— Ах, ваш отец! — восклицает мама и театрально хватается за сердце, отчего Кэл покатывается со смеху.

Однажды я спросила у мамы, почему у них с папой не сложилось. Она ответила:

— Он самый трезвомыслящий человек, которого я когда-либо знала.

Когда она его бросила, мне было двенадцать. Какое-то время она присылала открытки из мест, о которых я никогда не слышала, — из Скегнесса, Гримсби, Халла. На одной из них была фотография гостиницы. «Здесь я теперь работаю, — писала мама. — Я помогаю кондитеру и очень поправилась!»

— Отлично, — заявил папа. — Пусть хоть лопнет.

Я развешивала открытки на стене своей комнаты — Карлайл, Мелроуз, Дорнох.

«Мы живем на ферме, как пастухи, — писала она. — Оказывается, хаггис [2] Хаггис — шотландское блюдо: бараний рубец со специями, начиненный потрохами. делают из бараньего горла, легких, сердца и печени!»

Я этого не знала, как не знала и того, кто это «мы», но мне нравилось рассматривать открытки с пейзажами Северной Шотландии — высокое небо, расстилающееся над заливом.

Потом наступила зима, и мне поставили диагноз. Кажется, сперва мама не поверила, потому что вернулась не сразу. Когда она наконец постучала к нам в дверь, мне стукнуло тринадцать.

— Прекрасно выглядишь! — воскликнула она, едва я открыла дверь. — И почему твой отец вечно сгущает краски?

— Ты будешь жить с нами?

— Не совсем.

Она нашла себе эту квартиру.

С тех пор всегда одно и то же. Наверно, у мамы нет денег, а может, она боится, что я переутомлюсь, но все заканчивается тем, что мы садимся и смотрим телик или играем в какую-нибудь настольную игру. Сегодня Кэл выбрал «Игру в жизнь». Полная фигня, и я вечно проигрываю. В конце концов у меня оказался муж, двое детей и работа в туристическом агентстве. Я забыла застраховать дом и, когда налетел ураган, потеряла все сбережения. Зато Кэл стал поп-звездой и построил коттедж у моря, а мама — художницей, у которой куча денег и собственный з а мок. Я же рано вышла на пенсию (мне все время выпадало десять очков) и даже не стала пересчитывать остатки своих средств.