От его дыхания мои пальцы становятся влажными. Он целует мою ладонь.
Я прячу эти мгновения в сердце — его рот под моей рукой, его губы на моих губах. Они нужны мне, как талисманы, чтобы пережить невозможное путешествие.
Адам проводит пальцем по моей щеке от виска до подбородка, потом по губам:
— Ты в порядке?
Я киваю.
Он смотрит на меня с недоумением:
— Ты какая-то притихшая. Я приду, когда закончу, и, если хочешь, съездим на мотоцикле попрощаться на недельку с нашим холмом.
Я киваю. Конечно, хочу.
Адам целует меня на прощание. От него пахнет сливочным маслом.
Пролезая обратно в дыру, я цепляюсь за забор. Птица высвистывает затейливую мелодию. Папа стоит на заднем крыльце с ананасом в руке. Добрые знаки. Нечего бояться.
Я возвращаюсь в шезлонг. Зои притворяется, будто спит, но, когда я сажусь, приоткрывает один глаз:
— Вот интересно, влюбилась бы ты в него, если б не болезнь?
— Конечно.
— Джейк красивее.
— Адам намного приятнее.
— Наверняка он тебя иногда бесит. Несет чушь или пристает, когда тебе не хочется секса.
— Нет.
Зои бросает на меня сердитый взгляд:
— Может, он вообще не парень?
Ну как ей объяснить? Рассказать, как уютно его рука обнимает меня ночью за плечи? Как от часа к часу меняется его дыхание, так что я узнаю по нему рассвет? Проснувшись, он меня целует. Мое сердце все еще стучит, потому что он кладет руку мне на грудь.
По дорожке подходит папа с ананасом:
— Иди в дом. Филиппа пришла.
Но внутрь идти не хочется. Мне душно в четырех стенах. Хочется остаться под яблоней, на весеннем воздухе.
— Пап, попроси ее выйти сюда.
Он пожимает плечами и уходит в дом.
— У меня должны взять анализ крови, — поясняю я Зои.
Она морщит нос:
— Ладно. Я все равно замерзла.
Филиппа натягивает стерильные перчатки:
— Ты по-прежнему вся в любви?
— Завтра у нас юбилей.
— Десять недель? Что ж, любовь творит чудеса. Я буду советовать всем своим пациентам влюбиться.
Она поднимает мою руку вверх и протирает катетер марлевым тампоном.
— Вещи собрала?
— Пару платьев. Бикини и сандалии.
— И все?
— А что мне еще нужно?
— Во-первых, хотя бы лосьон от солнца, панамку и теплую кофту! Мне не улыбается лечить тебя по возвращении от ожога.
Мне нравится, как она возится со мной. Уже много недель она моя постоянная медсестра. Думаю, я ее любимая пациентка.
— Как поживает Энди?
Филиппа устало улыбается:
— Всю неделю валяется с простудой. Разумеется, он утверждает, что это грипп. Ты же знаешь мужчин.
Вообще-то нет, но я все равно киваю. Интересно, любит ли ее муж, хорошо ли ей с ним, млеет ли он в ее крепких объятиях.
— Филиппа, а почему у вас нет детей?
Набирая кровь в шприц, она пристально смотрит мне в глаза:
— Слишком страшно. Я бы этого не вынесла.
Она набирает еще один шприц крови, переливает в пробирку, промывает катетер физраствором с гепарином, убирает вещи в саквояж и поднимается на ноги. На мгновение мне кажется, что Филиппа наклонится и обнимет меня, но нет.
— Хорошо тебе съездить, — желает она. — Не забудь отправить мне открытку.
Я провожаю ее глазами. На крыльце она оборачивается и машет рукой.
Из дома выходит Зои.
— Что они ищут у тебя в крови?
— Патологические изменения.
Она кивает с умным видом и садится обратно в шезлонг.
— Кстати, твой папа готовит обед. Скоро принесет сюда.
Танцует лист. По лужайке ползет тень.
Повсюду знаки. Одни я выдумываю. Другие мне сами являются.
Зои хватает мою ладонь и прижимает к своему животу:
— Она ворочается! Положи сюда руку. Нет, вот сюда. Чувствуешь?
Ребенок двигается медленно, словно крутит самое ленивое сальто на свете. Мне не хочется убирать руку. Пусть ребенок толкнется еще.
— Ты первая, кто почувствовал, как она ворочается. Ты ведь почувствовала, правда?
— Правда.
— Представь ее себе, — настаивает Зои. — Ну представь.
Я часто думаю о ней. Я нарисовала девочку на стене над кроватью. Рисунок так себе, но все пропорции соблюдены — ножки, животик, окружность головы.
Десятый пункт моего списка. Лорен Тесса Уокер.
— Позвоночник уже образовался, — рассказываю я Зои. — Тридцать три позвонка, сто пятьдесят суставов и тысяча связок. Глазки открыты, ты знала это? И сетчатка сформировалась.
Зои моргает, словно ей не верится, что кто-то может это знать. Я умалчиваю, что ее собственное сердце работает в два раза быстрее обычного, пропуская шесть литров крови в минуту. Она бы наверняка перепугалась.
Читать дальше