Томас Кенэлли - Дочери Марса

— Но, как мне кажется, у нас полно времени, чтобы все обдумать и организовать. Конца, во всяком случае, не видно.

— Мне кажется, мой послужной список испорчен так, что никто и никогда в старшие медсестры меня не возьмет. Так что медсестра. Это мой потолок. Но я знаю, что вернусь.

— М-да, — сказал Кирнан. — Нам обоим хочется чего-то совсем-совсем необычного, верно? Своими глазами убедиться, как далеко способны зайти люди, причиняя боль ближнему и преодолевая причиненную им? Хочу быть рядом с теми, кто сумел накопить опыт. Не будь этого, я бы еще до войны просто стал одним из тех, кто время от времени навещает больницы. Я имею в виду, «Сочувствующие» этим занимаются.

— Но ведь это как болезнь, — согласилась Наоми. — Это тяга к смерти, а не к жизни.

— На самом ведь деле вас совершенно не тянет видеть умирающих, — возразил Кирнан. — Я все-таки читал то, что вы написали, поэтому и знаю.

К концу плавания число не стремящихся покончить с собой все равно превышало число стремящихся. Да и бдительные часовые на каждом шагу, так что прыжок за борт был теперь сопряжен с известными трудностями. Солдаты на палубе с восторгом сообщили Наоми, что отрывки из ее «Гибели „Архимеда“» звучат из уст священников на проповедях, правда, места, где она бичует генералитет, они стыдливо опускают.

В тот воскресный день один свихнувшийся солдатик наглотался каустической соды, которую отыскал в незапертом шкафу, и отдал Богу душу. Багровое лицо, одышка. Рвотное не помогло. Это был последний до прибытия к родным берегам случай самоубийства. Члены его семьи, разумеется, будут среди встречающих в каком-нибудь австралийском порту. Если только не живут на ферме у черта на куличках. Потому что, если живут в глуши, им предстоит долгое и нудное путешествие по железной дороге. В конце концов им преподнесут умело и тактично состряпанную ложь. Дескать, ослабленный ранами организм вашего сына не выдержал, и он скончался от скоротечного менингита. Или желтухи.

Налетевший шторм загнал всех в каюты, головокружение и изнуряющая рвота отвлекали от тяжелых мыслей, связанных с возвращением домой. Наоми не без удивления убедилась, что невосприимчива к качке и, соответственно, к морской болезни. Ее спутником на ходившей ходуном палубе был сержант Кирнан — жаждущий продолжения войны квакер.

Возможно, чтобы умерить проявления скорби в порту, «Деметрис» проскользнул юго-западнее Перта, пронизанного слухами города на западе, и погожим утром, гонимый бешеным западным ветром, оказался неподалеку от резких очертаний мыса Лувин, чтобы тут же направиться к Олбани. Но здесь — в крупнейшем из китобойных портов у маленького городка, примостившегося на голых берегах, на берег сойдут только те, кто живет в Западной Австралии. Рассыпанные в беспорядке домишки Олбани обеспечивали лишь самое скромное возвращение в родные пенаты, да и то с последующим переездом по железной дороге. Здесь явно не хватало народу для шумных приветствий вернувшихся героев войны, дай бог собрать хоть жидкий встречающий хор. Оркестры и семьи на подиумах, банкеты благодарных и щедрых округов казались чем-то недостижимым. Прибывших приветствовала малочисленная группка официальных лиц на шлюпках. Затем опустились на воду шлюпки уже самого «Деметриса» — надо было срочно переправлять людей на берег.

И тем, кто так страшился возвращения в Австралию, и эта необозримая гавань, и населенный одними китобоями городишко под названием Олбани показались уж совсем захудалыми. Едва в поле зрения возникли груженные свежими тушами баржи, на борту «Деметриса» пронесся слух о якобы запланированном в честь их прибытия празднестве. Как им хотелось отведать австралийской говядины, да с жареной картошечкой, да к этому еще и смородиновый пудинг, и пиво в бутылках, и все-все. Высаживайте и нас, орали с кормы, а жители Западной Австралии передавали костыли и палочки морякам, потом нетерпеливо следовали за ними и неловко плюхались в шлюпки.

В тот вечер два десятка тяжело- и легкораненых с самым разным боевым опытом угнали привязанную к борту шлюпку. В порту Олбани они славно повеселились, впрочем, недолго, и пытались отыскать там женщин и выпивку. Когда представители военной полиции доставили их на борт «Деметриса», их встретили аплодисментами. Но в героях дня они ходили недолго. Их выходка ввергла остальных в депрессию. Они втайне страшились того, что Австралия притянет их словно исполинский магнит, и мечтали об этом. Но объятия портового городка Олбани оказались не такими уж крепкими. Звуки собранного с большим запозданием оркестрика рано утром доносились до корабля, когда «Деметрис» уже отчаливал. Едва они вышли в открытое море, как их настиг шторм, опоясавший по этой широте весь земной шар. Лейтенант Шоу — он заявил, что никакая морская болезнь ему нипочем, — пригласил Наоми на палубу. И принялся доказывать ей, что стал экспертом по части хождения на своих нынешних ногах. И верно, он виртуозно пользовался асимметрией ног, чтобы сохранять равновесие на постоянно уходившей то вниз, то вверх палубе. Оба были в верхней одежде — Шоу в шинели, Наоми в форменном пальто, подгоняемые в спину ветром, они добрались до самого капитанского мостика и поднялись на него. Ветер грозил сдуть их за борт как осенние листья, пока они наблюдали, как киль разрезает пенистые волны. На открытой части мостика вахтенных офицеров не было. Шоу повернул к ней лицо, усыпанное блестящими брызгами. Здесь, в самом укромном месте на всем корабле, он отступил в сторону, так, чтобы свет сигнального фонаря падал на лицо Наоми.