Марина Вишневецкая - Вечная жизнь Лизы К.

По ночам Маша шила потрясающие игрушки, меховые, матерчатые, а престарелая мама их продавала возле метро. Потому что у Маши был пьющий муж, две дочки-погодки, ссорящиеся между собой до рыданий и ссадин, и вечно слезящиеся глаза. Но когда Оля жаловалась ей по телефону на Юлю, а потом звонила Юляша и жаловалась на Олю, Машины глаза замирали, в них становилось тихо, будто на дне. В такие минуты Лиза тайком в них посматривала. Они были очень красивыми в такие минуты – полупрозрачные, льдистые, вдруг наполняющиеся каким-то нездешним цветом и светом – то ли прощения, а может, только терпения.

Решив, что двенадцатой филиппинской причиной будут цены (и они, ясен пень, вас по-хорошему удивят), Лиза глянула на часы, метнулась к началу – было слишком пора придать тексту законченный вид, – когда охнул мобильный: «еще можно меня спросить: как вы относитесь к эволюционной этике?»

Оказалось, Ю-Ю писал ей и раньше: «ты в порядке?», «набери альтруистическое поведение животных». Удивительный человек – так волноваться перед тысяча первым эфиром. Написала: милый Ю-Ю… Но тут оказалось, что Шамратова на этаже – позвонила Вера из «Ветра странствий».

И Лиза испуганным эхом:

– Шмара! Здесь. Идет к нам.

Гаянешка метнулась за шкаф и за руку вывела Машу, не Машу, а зомби – один глаз открыт, но не видит, второй зачехлен и подрагивает, досматривая сон. А сама уже унеслась в коридор – как бы радоваться долгожданной встрече. Даже подобострастие в ее исполнении имело праздничный вид. Лиза зачем-то расправила челку – интересно, ее будут чихвостить при всех? – а из хорошего то, что гора явилась сама и Лизе не надо ехать в центральный офис. Стерла «милый», вписала: вы только не…

На пороге стояла Шамратова, задорная, важная коротышка, сияющая беспричинно, природно, как бриллиант, даже если лицо ее было серьезно (считалось, что у нее туча денег, муж – важный министерский чиновник, две нефтяные скважины, якобы в Африке, а туристический бизнес в короне – стеклянная страза, а девочки из соседних агентств говорили: для отмывания денег). Гаяне рассказывала Шамратовой, как много они с Машей на этой неделе успели и что клиенты явно приходят в себя после зимних каникул и снова готовы – хоть куда! Маша стояла навытяжку и горячо кивала. И, кажется, делала Лизе какие-то знаки. А Лиза их видела, но в себя не впускала, потому что ведь надо же было что-то еще написать Ю-Ю. Наконец до нее дошло, о чем Маша сгибает ладонь: ей следует встать, ведь все же стоят. И Шамратова перед ней – любознательным сурикатом:

– Через десять минут жду тебя в переговорке! Ты телефон хоть когда-нибудь из рук выпускаешь? – И, не нуждаясь в ее ответе, вполоборота уже ко всем: – Девочки, думайте, кто из вас завтра пойдет на Поклонную. От вашей комнаты по минимуму – один человек!

– Там митинг, да? Мне Ерохин сказал. За Путина, да? Против оранжевой угрозы! – Гаяне с пониманием вздохнула и поникла: – Раиля-джан Фаридовна, мне простудиться нельзя. Я сейчас в таком положении!.. Можно я в офисе поработаю?

– Можно, детка. В этом офисе только ты и работаешь.

Дверь за Шмарой всегда закрывали другие, сейчас это сделала Маша и – сдавленным шепотом:

– А остальные здесь что?

Гаянешка стала резко дозваниваться в какой-то отель и требовать подтверждения брони. А Лиза и Маша встретились взглядами и одновременно выпалили:

– Завтра я не могу!

И хотя это было довольно смешно, рассмеяться не получилось.

Маша хмуро сказала:

– У меня билеты на детский спектакль. У меня у Юлечки день рождения!

– А я родителей отпустила, – честно сказала Лиза. – И обратно дороги нет.

А Гаяне, уже забронировавшая отель и опять набиравшая чей-то номер:

– Путин такой хороший. Девочки! Я б сама за него пошла!

– Замуж? – фыркнула Маша.

И Гаянешка, чувствуя важность минуты, – в трубку:

– Ой, повисите, пожалуйста! – и, закрыв ее узкой ладошкой: – Вы обе что, не въезжаете, да? Вам как в Египте надо? Чтоб по улицам бегали и убивали? Вы кушать будете что, киндерам в клюве понесете что? – И без зазора в микросекунду: – Катичка, ты? Моя ты хорошая, не узнала, за олигарха выйдешь! Настю дай. Настичка? Солнце мое! Мне еще два местечка на тот же чартер. Умоляю!

Лиза резко нырнула в наушники – струнные протяжно сходили на нет. На сцену выступил хор, распевающий, казалось, не звуки, а королевские вензели. Почему-то Рамо сегодня тревожил, как никогда. Оттого, что почтовый ящик был пуст? В нем лежало только письмо от Натуши, подруги детства. Она колесила по Кубе вместе с Антохой. И Лизу немного взбодрила мысль о том, что на Кубе сейчас была ночь, зеленое море казалось черным, как и черно-белые люди, как и желто-белый песок; королевские пальмы шумели, их серебряные стволы светились, притягивая луну… и она, притянутая, была непомерна. Натуша писала ей потрясающе подробные письма, потому что фоточки к ним не цеплялись, на Кубе был доисторический интернет – там, где в принципе был.