Павел Парфин - Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме

Преследователи настигли Влада и Беллу в пригороде Мехико. От вездесущих проституток Генрих разузнал, что парочка бледнолицых чужаков остановилась у какой-то индейской старухи, по их словам, полвека тому назад учившейся в СССР. Генрих не спеша готовился к мести. Он заказал в местной оружейной лавке двухзарядный револьвер и, ожидая, пока он будет сработан, два дня протрахался с Леной Лещенко в отеле для эмигрантов-геев. В четверг, часов в восемь утра, он решил, что плоская грудь Леши Лещенко идеальна и что нимфеток он никогда по-настоящему не любил, а любил худеньких мальчиков, и вместе с младшим братом Влада, навсегда расставшимся с женским париком, вернулся в Москву. Оружейник, не дождавшись оплаты заказа, в гневе пристрелил знаменитого индейца-бомжа и его бойцовского петуха, устроивших себе лежбище в пустом ящике из-под патронов…

— …Гюго, неужели тебе неинтересно, чем закончится этот ньюжюльверновский ремикс? — с возмущением отпихивала Андрейченко Лиля, когда Витек тащил ее к выходу из кинотеатра.

— Немедленно застегни лифчик! Что ты выставила сиськи, как майор Бейтельспахер — ракеты «земля-земля»?!

— «Земля — п…да»! — отчаянно хохоча, парировала Лиля.

— А Влад Лещенко — на самом деле баба! — со злорадством сообщила им вдогонку билетерша.

Титры: «18 мая. Центр города, бывший бар „Буль-дог“».

Лиля была в самбреро и умопомрачительных солнцезащитных очках-обруче — подарке бабушки Андрейченко. Витек был изрядно подшофе. Поймав за шиворот Лилю, он долго поцеловал ее в губы и втолкнул в ресторан. Над входом нового кабака еще цвела краской оранжево-желтая надпись: «Желтый Мачо. Мексиканский ресторан».

Голос: «Большинство посетителей делало ставки. В „Желтом Мачо“ столбом стоял дым, подозрительно пахнувший жженым прошлым. Казалось, смерч, нагулявшись на кучах отходов цивилизации, ворвался случайно в кабак, да так и застыл в нем, пораженный…»

Колумб, бешено вращая улетными глазами, со всей дури въехал Андрейченко кулаком в левый глаз:

— Сука, это ты нас сдал мусорам?!

Витек, не ожидавший такого мексиканского хлебосольства, мешком сахара повалился назад, подмяв под себя хрупкую Лилю.

— Ну ты, Гюго! Чуть мне грудь не расплющил!

Андрейченко поднялся, рукавом вытер кровь, огляделся: Лилька куда-то исчезла.

Большинство посетителей делали ставки, стоя в очереди к плексигласовому окну. До Витька доносилось: «Пять гривен на Рыжего!.. Разве можно ставить на этого доходягу?! Держи червонец на Черного Пирата!.. И я, девушка, я тоже на Черного! Сколько нужно?.. Мудило, это тебе не магазин! Эй, на-ка пятнарик на Рыжего Султана, а это тебе на шоколадку. Ты шо вечером робишь?..»

Слева от букмекерской стойки ревела толпа. Она тесно обступила какое-то зрелище. Возбужденная, не имея возможности размахивать руками, она выражала восторг, забавно двигая лесом лопаток. Справа, потягивая пиво за пятиугольным столиком, на Витька насмешливо глядел Колумб. Рядом дурачилась Лиля: нацепив на себя очки-обруч и нажимая на красную кнопку джостика, стоящего возле ее миндального коктейля, она изображала стрельбу по Андрейченко.

— Эй, виртуальный мужчина! Я снесла тебе полбашки!!

Витек, поставив десять гривен на Рыжего Султана, совершенно не понимая, что это за тварь такая, стал протискиваться сквозь толпу к эпицентру зрелища. Зацепившись за его локоть, позади пыхтела Лиля. Вдруг над ухом кто-то истошно заорал: «Рыжего убили!!» «Господь с тобой! Это Черный Пират весь в крови!» — тут же осадил крикуна кто-то из болельщиков Рыжего Султана.

Взору Витька явились два взъерошенных нервных петуха. Один из них, черный как смоль, что есть мочи носился по круглой площадке с глиняным полом и все наседал, разевая клюв, на рыжего. Пока черный летал, набираясь боевой отваги, рыжий петух казался спящим. Но стоило противнику налететь на него — рыжий отвечал точными сильными ударами. Каждый из них сопровождался свистом и криком толпы. Лилька счастливо визжала, пожирая горящими глазенками петушиный бой.

Голос: «В Лилиной голове еще ярки были сцены петушиного боя из маркесовского „Полковника“, которому „никто не пишет“. Казалось, в „Желтом Мачо“ было все то же самое: ревущая десятками человеческих глоток гальера, гортанные крики дерущихся насмерть петухов, их сочащиеся кровью порванные гребни, режущие воздух крючковатые шпоры, брызги желтых и черных перьев, остро пахнущие сосновые доски, огораживающие гальеру от арены… Лиле даже показалось, как кто-то голосом Полковника весело крикнул: „Дерьмо!“»