Надежда Нелидова - Мутное дело [сборник]

— Ага! — беспечно взмахнула Нюся гуталиновыми ресницами. — Взбучка у начальника, выговор с занесением и лишение премии!

Суд посчитал, что не хватило доказательной базы для вынесения обвинения. Наркоманка на зоне, золовка на воле. Верочкина дверь на кодовом замке.

Дочкин сон оказался в руку, пророческий. Не в смысле смерти, упаси Бог! В смысле свадьбы. На днях заявила, что расписывается — ни с кем иным, как с племянником Полубатонова! С сыном золовки!!

Где, когда они успели снюхаться, глазами стрельнуть, преступными взглядами пересечься? Как свекровь — не состоявшаяся убийца — будет поздравлять невестку и жертву, в одном лице? И какая любовь может быть с сыном отравительницы?

— А у нас не любовь, мамочка! — смеётся Верочка. — У нас симбиоз, как ты и хотела! Как у крапивы с малиной! И свадьбы не будет — мы в круиз по Волге махнём!

… Это что, в крови моих внучат будут гены отравителей?

Над Ксенией нынче сжалилась малина. Смилостивилась, дала передышку: поспела не враз, аврально — а степенно, частями. А то в прежние годы хоть караул кричи, бегаешь как угорелая с вёдрами. Не успеешь надоить, перебрать, обработать — созревшая уже осыпается.

Ту в варенье, ту в толчёнку, ту морозить (городская сноха подарила морозилку: будто бы 70 процентов витаминов сохраняется!). Битые, с червоточинкой, ягоды — сушить в русской печи, спасаться от хворей. Ах, кабы нашлась чудо-ягода, могущая спасти от Ксениной хвори!

А смородина, а вишня, а крыжовник?! А картошка-скороспелка уже ботву съела? А маслята-рыжики полезли в логах?

Хорошо, муж нынче вышел на пенсию. Скотину, птицу и пчёл, печь и дрова, варево взял на себя. И всё равно в доме женской руки не хватало. Фёдор всё бегом, всё на бегу. На столе не убрано, сени и двор забиты железом, по двору не пройти из-за куриного помёта.

Ещё напасть — в августе у Ксении день рождения. Всю жизнь она досадовала на папу с мамой: угораздили родить в такое хлопотное, суматошное время. Каждая минутка на счету. Считай, целый день был выдернут, пропадал впустую. Изволь бросать все дела, накрывать на стол, созывать гостей — не то люди осудят. Болело сердце.

Нынче какие гости. Все понимают: болеет Ксения. Сыновья, конечно, приедут: «Мам, ты лежи, мы сами». Какое сами. Сноха — модная девочка, брезгливо поковыряется, растерянно опустит слабые руки, не зная за что взяться.

Спасибо, хоть малина нынче сжалилась над Ксениным недугом. С отдыхом надоила полведра, села в тени, задыхаясь и отирая холодный пот.

Лежать в избе хуже. Всю засасывает в серую воронку боли. Хуже болей — мысли, спутавшиеся как овечий колтун. То вдруг привидится себе маленькой беловолосой Ксенькой с подружками, как пасут гусей и чистят песком бельецо на речке. То задумается, как всё пойдёт, что изменится, когда её не будет?

Ничего не изменится. Так же будут плыть облака, сверху пухло взбитые, как матушкины подушки, стороной к земле — ровно, низко срезанные столешницами.

« Степью лазурною, цепью жемчужною… С милого севера в сторону южную». У Ксеньки всегда по литературе была «пятёрка». Жизнь мелькнула — как будто не было. Под веками повлажнело.

То с заколотившимся сердцем вскинется: вроде кто плачет-зовёт. А это курица опросталась яйцом и разочарованно поёт на солнцепёке.

— Есть будешь? — Фёдор высунулся из окна.

Какое есть, желудок бунтует от одного вида еды. Сделала вид, что сидя задремала, не слышит. Из-под сомкнутых ресниц следила за мужем. Крепкий, справный, красивый мужик, хоть и шесть десятков. Без женщины ему трудно.

А кто сказал, что без женщины? Вон их, сколько, Ксениных однолеток и моложе, одиноко кукуют по избам, требующим мужской руки. Заигрывают глазами, поводят круглыми плечами. О таком как Фёдор, можно только мечтать. Вино не пьёт, табак не курит, работящий, жену жалеет.

Представила, как Фёдор неумело, грубовато ласкает-мнёт чужую податливую, мягкую женскую плоть. Ждала, что ревность куснёт душу, вздыбится. Горько, конечно, а так — стылое равнодушие.

Лишь бы детей не обидели. Не разнесли бы рукавом то, что они как две птицы, по прутику любовно в гнездо натаскали.

Один сын давно семейный, внучатами порадовал. Ой, любила Ксения малышей. С утра — подсолённый ломоть домашнего хлеба и кружку молока в руки — и марш пастись в огород. Они и рады, наедятся, котятами покувыркаются — тут же и уснут.

Старший вот никак не может определиться. Но оба дружные. Младшему родители помогли с квартирой. Старшему сыну, с проданного мёда, накопили на машину — так он на дачу, по магазинам братину маленькую армию возит. Всю Россию вдоль и поперёк изъездили.