Мария Лабыч - Сука

– Если бы ты была собакой, не стала бы меня душить. Впилась бы зубами в горло. Любой, самый не созданный для этого пекинес предпринял бы эту тактику. Это инстинкт. У тебя – руки. У нее – зубы. Я знаю, как и ты, что ты в какой-то мере собака. Я еще не знаю, насколько ты собака. Ты и сама не знаешь.

Котов вновь повернулся к дальнему лесу. Поодаль в том направлении читался рваный пунктир проезжей грунтовки. Жидко присыпанная гравием, она сбегала за холм прочь от Пескова на северо-восток. Нам предстояло углубиться и пересечь территорию, подконтрольную неприятелю. Долго ли, коротко идти – как повезет. И если повезет, то долго.

Наплывами грунтовку прятал туман промозглого утра, тогда мы почти теряли направление. Но потом ветер сносил его по сторонам, там впутывая в пегий сухостой.

Плелись молча, не глядя вокруг, шагом разминая одеревенелые в стылой сырости суставы. Ноги мерили чужую мертвую землю, неприютную, пустую, до одури похожую на нашу. Мысли мои качались в мерный такт шагам, и, будто в полудреме, мне казалось, что под мутной пудрой тумана ботинки ступают по белым лилиям… по розам… хризантемам… что это?

Хризантемы. Шла я именно по ним. Длинная тень куцей лесополосы у перепаханного каменистого поля еще хранила туман. Но едва мы вышли из ее укрытия, как серенький рассвет стал подбирать его обрывки, и поворот дороги постепенно открылся. Был он неряшливо усыпан фальшивыми цветами диких акриловых оттенков.

Ветер перебирал полуразобраные лепестки, ерошил в грязи. Дорога, окруженная с двух сторон старой мусорной свалкой, более всего походила на место проведения вдруг сгинувшей майской демонстрации. «Ура, товарищи!» Повсюду хлам, обломки досок, остовы скамеек – и среди них обильное тряпье крупных соцветий преимущественно розового, желтого и фиолетового цветов, смешанное с черными останками стеблей живых когда-то растений.

Все помалкивали недоуменно. Я долго не могла уловить, что еще мне это напоминает. И мощно, и неуловимо. Что-то про старух в платочках… Вдруг под ногой звякнуло, как горсть крупных монет. Наугад я пнула ботинком оранжевый проволочный веник. Под ворохом цветов лежал широкий лоскут, обрывок военного мундира. На нем, как новые, сияли в ряд ордена и медали времен Великой Отечественной. Я подняла его. Он оказался прикреплен к кривой плотной планке. Разглядев находку, я поняла, где мы.

– Стоп! Эй, авангард! В обход давайте!

– С чего это? – отозвался Гайдук и сразу остановился.

– Это не свалка. Это кладбище.

– Да ладно.

Мы сбились в кучу. Я показала лоскут. Котов первым протянул руку:

– Дай сюда.

Металл прозвенел. С тыльной стороны он накрепко застрял в проеме между серо-черных сухих человеческих ребер.

– Не понял…

– Это с трупа. Из старой могилы. Отсюда… – Я махнула вбок.

Взводный исподлобья всмотрелся в мусорное поле по левую руку. Туман совсем исчез. В рассветном солнце теперь легко было различить осколки прессованного гранита и мятые чугунные ленты оград. Кладбище делила надвое асфальтовая лента трассы. По сторонам ее сдавила широкая канава, там стояла талая вода. Мы оказались посередине цветочной дороги. Вперед или назад – все те же триста метров.

– Ну это вообще бред… На хрена по могилам-то?.. – пробубнил Шапинский.

Котов дернул ртом, нелепо помотал моей находкой, не зная, как следует поступить. Тихо заблеял смешком Довгань.

– Попробуй только. Бивни плюнешь, – шепнул ему сквозь зубы Котов и поднял голос: – Взвод! Вперед, небыстро. Под ноги смотреть. Шаг в шаг, двинули!

Сотни долгих шагов в тишине по дороге, усеянной лепестками цветов. Хруст под ботинками. В этом хрусте – глухое эхо того, что подробностями пухло в голове и ярче, и отчетливее стократ.

– Ну ты красава, Кот! – шагая чуть в стороне от других, громко похвалил Гайдук.

– Чего тебе?

– Ай, молодца. Сусанин, блядь. Завел соратничков в могилки.

– Заткнись и шлепай молча, гнида.

В спокойствии Котова звучала необоримая усталость.

– Ага. До первой садки…

– Не понял. Чего доебался?

– По трупам – это что! Это ладно. Тем ребятам уже параллельно. Но что ты лезешь, как по тракту? Белый день кругом. Еще чутка – и нас видать со Спасской башни станет! Если сейчас вдарят, так нам ховаться разве в ямки под покойничков.

– А куда? Здесь негде свернуть, – вяло объяснил Котов.

– Это ты сепарам потом доложишь, повеселишь парней.

– Что предлагаешь? – не сбавляя шага, осведомился Котов.