Мария Лабыч - Сука

У других групп и того не было. Простым и функциональным средством считалась сотовая связь, которая в ходе военных действий использовалась повсеместно. Но еще в части, по требованию комроты, мы сдали свои мобильники. Тогда это не обрадовало особо, но и не насторожило. Телефон и три разные сим-карты остались только у начвзвода. Однако в окрестностях Пескова сигнал всех операторов прервался почти одновременно и не возобновлялся все время, пока мы здесь. Очевидно, работала глушилка, или, проще, вышки сотовой связи были намеренно уничтожены противником.

Тем не менее Сотник достал рацию и начал орать сквозь шум, кося преданным глазом на Ушакова:

– Два нуля шесть, два нуля шесть! Я Уганда двадцать три двенадцать. Прием… Два нуля шесть! Я Уганда… как слышите меня? Прием. Я двадцать три двенадцать…

Командир подождал минуту и тогда сообщил тускло:

– Они бьют сразу с обеих сторон.

Сотник замолчал на полуслове. Смысл сказанного дошел не сразу.

– Чего-чего?

– С обеих сторон.

– Это как это?

Гайдук, выкатив глаза, сбивчиво затараторил, то и дело проваливаясь голосом в орудийный грохот:

– То так и есть! Ночь кругом, трасса стоит в-во все небо. Д-две огневые точки: запад и северо-восток. Точно, так и есть. Бьют с оба.

– Со стороны Егорьевки и с Удачи одновременно. Совершенно определенно, – пояснил Ушаков.

– Да ну нах… – Боец стал неловко выбираться из ряда.

– Котов, на место! Всем ждать и не высовываться. – Ушаков окончательно пришел в себя.

– Что за хуйня? Не может того быть. Ни там, ни там сепаров быть не может! С Егорьевки мы, считай, вышли. А Удача – и вовсе наш опорняк. Там арты до хрена, живым хрен кто подберется, – заорал Котов.

– Все верно.

– Так и на хуй же ты брешешь?

Начвзвода дернул щекой.

– Вывод один. Мы под дружественным огнем. И без связи никак не можем обозначить себя. Я давал опознавательные ракеты. Как видите…

В поддержку его слов бухнуло особенно громко.

– Так нас прессуют свои? – медленно переспросил Сотник.

– Возможно. Возможно, уже не только. Лично у меня подозрение, что Егорьевка сегодня ночью все же перешла в руки повстанцев. Тогда это означает, что котел закрылся и в затылок нам бьют по всем законам тактики. Потому что здесь место дислокации нашей артиллерии… должно было быть.

– Во мать ее…

– А вот Удача – та наша в любом случае. Она, действительно, повстанцам не по зубам. Хотя тактически небезынтересна. Впрочем, лезть им туда – бессмысленное самоубийство, и тут делов хватает. Так вот, оттуда и ведется самый интенсивный обстрел.

– И все это по наши души?!

Ушаков перевел взгляд на спросившего Сотника и ответил задушевно:

– Много чести. Я думаю, они вообще не знают, что здесь происходит. Уступили Егорьевку и теперь накрывают зону перемычки сплошным огнем в попытке отыграть время. Мешают силам повстанцев окончательно соединиться.

– Чего-чего? Ну ты, хренов контуженный, – так же мягко сказал Котов, – я покажу тебе чуть погодя, что такое дружественный огонь. Не знаю, что там наши намудрили, но ошибки бывают у всех. Хватит мо́зги делать, командуй пока, стручок недорослый.

Ушаков прямо взглянул на рядового и ответил ему одному:

– Оставаться в укрытии. Ждать прекращения огня. Потом немедленно покинуть село. Любыми средствами пытаться восстановить связь и узнать настоящее положение дел. Куда отходить в таких условиях – неясно, будем рассчитывать на помощь штаба. Дальше – по обстоятельствам.

Вскоре грохот взрывов срезало до отголосков, похожих на обычную грозу. Гром ушел в сторону, будто к западу. В уши вселился свист и мятый скрежет стекловаты. Сквозь них отчетливо прорывались залпы орудий, целью которых были уже не мы. Наш некогда надежный подвал съежился до объемов землянки в три наката. С четвертой стороны ее архитектуру дополнял гигантский навал глины вперемешку с каменистой серой землей под открытым небом. Под ним…

– Пацаны!!! – вдруг неистово заорал Довгань.

Мы не забыли. Мы просто не думали о них. В кутерьме происходящего не хватило места для этих мыслей. Только бы не было поздно!

Проследив мой изумленный взгляд, Ушаков сообразил быстрее.

– Здесь не подобраться. Наверх, бегом, бегом! Возможно, там пролом, войдем оттуда.

Все время обстрела оба раненых оставались в дальнем закуте погреба. Первым же попаданием нас отрезало друг от друга. Добраться до них сквозь завал изнутри оказалось невозможно.

Как могли стремительно, мы выбирались на поверхность. Одна из дверей нашего подвала выстояла и на этот раз. А вот за ней песком и щепой лестницу засыпало так, что ступени вовсе не определялись. Чтобы подняться по сыпучей горке, бойцы ползли, матерясь и оскальзываясь, цепляясь носками ботинок и пальцами за выступы стен.