Эмма Донохью - Падшая женщина

– Лента, – повторила Мэри и замолчала. – У него была красная лента, – еле слышно добавила она. – А я ее очень хотела.

В ту ночь Мэри узнала, что все ее имущество, все, чем она владела в этом мире, умещалось в одну-единственную шаль. Мать сложила туда все ее рубашки и нижние юбки с таким остервенением, будто месила тесто. Костяшки на ее пальцах побелели; на Мэри она даже не смотрела. Уильям Дигот закатился в пивную, а маленького Билли отправили в кровать с горбушкой хлеба. Собирая вещи Мэри, Сьюзан не переставала говорить. Она как будто боялась, что если замолчит хоть на миг, то ее решимость ослабеет.

– Мы живем всего один раз, Мэри Сондерс. И ты только что выбросила свою жизнь на помойку.

– Но…

– Ты не могла довольствоваться своей долей, как все остальные, не так ли? Я ведь старалась воспитать тебя как следует, вложила столько труда, а ты продала себя за самую что ни на есть низкую цену! За ленту! – Она выплюнула это слово, как название богомерзкого греха. – За жалкий, грязный клочок роскоши. Вот, значит, чего ты стоишь! Вот какую ты назначила себе цену!

– Прости, – всхлипнула Мэри, и в это мгновение она говорила правду. Она сожалела о том, что произошло, и отдала бы все на свете, только бы перевести время назад и вернуться в детство.

– Скажи мне, чего тебе не хватало? – Сьюзан вцепилась в юбку, словно хотела выжать из дочери ответ. – Разве ты голодала? Разве Уильям, или я, или маленький Билли в чем-то тебе отказывали? Не давали тебе жить?

Ее вопросы повисли в воздухе, словно туман; только туман был не на улице, а в доме.

– Ничего, – кротко ответила Мэри. Но кроткие наследовали землю, это она знала точно. Они не наследовали вообще ни черта.

– Мы дали тебе кров над головой. Позволили учиться. Разве нет? Разве нет? – повторила мать. – И предложили заработать себе на жизнь честным трудом, хорошим ремеслом – шитьем. Но нет, ты была слишком горда, ты не приняла это. Мы дали тебе все, что имели, все, что могли, но ты все равно извозилась в дерьме. – Она говорила так, будто у нее был полный рот соли. Завязывая шаль в узел, она дернула ее так сильно, что оторвала кончик.

– Я не… – Мэри замолчала. Она не знала, чего она не сделала. В голове были только мысли о том, что она сделала . Или что сделали с ней пять месяцев назад… темный переулок, теплый майский вечер, странный, какой-то бездушный обмен. – Я не хотела… – выдавила она и тут же забыла, что собиралась сказать. Это уже не имело никакого значения. Настоящее стояло перед ней, безнадежное, тяжелое и неотменимое, как огромные валуны посреди грязного поля.

– Ты – дочь своего отца, – устало сказала Сьюзан, и на мгновение в Мэри проснулась надежда, что мать сжалится над ней. – Я так и вижу Коба Сондерса, всякий раз, как ты поворачиваешь голову.

Мэри сделала крохотный шажок навстречу и заглянула в покрасневшие, водянистые глаза матери, так не похожие на ее.

– Когда… когда он был с нами… – робко начала она.

– Ты была еще мала, ты не помнишь, – оборвала ее мать. Ее лицо как будто захлопнулось – словно закрыли дверь.

– Но я помню, – возразила Мэри.

– Он был негодяй и подлец, – отрезала мать. – Ему захотелось пойти побунтовать, а я осталась одна, с ребенком на руках и в долгах. Я проклинаю тот день, когда стала его женой. – У Мэри задрожали губы, но Сьюзан безжалостно продолжила. Она говорила все быстрее и быстрее. – Ты вся в него. Гнилая от самого корня. Дурное семя – оно и есть дурное семя. И ты идешь к геенне огненной семимильными шагами.

Брезгливо, двумя пальцами она подняла маленький твердый узелок – как будто в нем было полно паразитов.

– Что же мне делать? – прошептала Мэри.

Сьюзан яростно пожала плечами.

– Если тебе так нравятся ленты, попробуй питаться лентами. Попробуй поискать помощи у своих дружков. Они-то будут почище, чем простой люд, да? Поглядим, сколько ты протянешь сама по себе. А скоро ты приведешь в эту юдоль слез еще одну душу. – Она болезненно сморщила лоб. – Надеюсь, этому несчастному не доведется открыть глаза.

Мэри хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле.

– Что же со мной будет? – наконец выдавила она.

– Может, закончишь в работном доме. Или в один прекрасный день будешь болтаться на виселице. – Сьюзан протянула ей узелок. – Я благодарю Создателя за то, что этого не увижу.

– Если только ты позволишь мне остаться на время, мама… – выговорила Мэри.

– Забудь это слово. – Сьюзан сунула узел ей в руки.