Надежда Нелидова - Молчание девчат [сборник]

Робко сказала о своих подозрениях сестре, которую уважала и побаивалась. Но Катерина Андреевна рассердилась и даже, походя, сильно дернула её за волосы: чтобы не болтала, чего не следует, не накаркала беды.

Через неделю к дому подъехал военкоматовский грузовичок: привёз «груз-200». Узкий цинковый, спаянный, трехслойный ящик. В нём были два стеклянных окошечка: на уровне лица, которое было небрежно замазано белой краской, и скрещённых на животе рук.

Женские воспалённые губы зацеловывали холодный металл, и он туманился от их дыхания.

Таисию Андреевну подвели: она взглянула в окошечки и побелела. Глаза у нее остановились, потускнели и вдруг в одно мгновение глубоко запали. Челюсть старчески отвисла и затряслась, лицо осунулось. Этому причиной было то, что она увидела в замазанном окошечке.

Катерина Андреевна, наоборот, вела себя как буйная помешанная: она рыдала, билась встрёпанной головой о скамейку, вырывалась из рук, с трудом удерживающих её сильное крупное тело.

Ящик переложили в деревянную домовину. Жена Танюшка сидела на полу и оглаживала её ладонями.

Утром из войсковой части приехал оркестр. Гроб тихо вынесли из избы, где Серёжка родился, вырос и ночевал сегодня в последний раз. Здесь, с наступлением темноты, задёрнулись занавески, зажглись свечи. На их зыбком, колеблющемся фоне на всю ночь раскачивались женские сгорбленные тени.

Серёжку тихо подняли в кузов с опущенными бортами. Тихо опустили на темно-зеленые пихтовые лапы, обрамлённые нарядными, пышными, как пена, бело-розовыми венками.

Рядом уместились две сестры, двадцатитрёхлетняя вдова и студент, Серёжкин друг.

Таисия Андреевна, до сих пор не проронившая слезинки, не вымолвившая до сих пор слова, замерла у песчаной ямы.

Только молча возила и перебирала ногами по земле. Туфли спали с босых ног. Пальцы сжимались и разжимались, мучительно дрожали, скребли ногтями землю, между пальцев сыпался в могилу песок…

Костик (он так и не понял, что хоронят отца) подбежал и, лепеча: «Баба, баба!» — пытался безуспешно надеть бабушке туфли. Тогда он оглянулся и растерянно продекламировал:

Но никто из слушателей его не похвалили, только горше заплакали.

Светило ласковое августовское солнышко. Кладбищенские берёзки усиленно шевелили тоненькими, начинающими желтеть пластинками листьев.

Стеклянные паутинки летели и цеплялись за обнажённые головы неподвижно стоящих людей. Прозвучали оглушительные выстрелы, спугнув кладбищенских галок.

Вот и всё.

…Танюшка недолго вдовствовала. Вышла замуж, уехала в большой город, родила двойню. Кто бы её за это попрекнул?!

А сёстры перед отъездом упали перед ней на колени, умолили оставить им внука.

— Не бросай нас совсем одних, пропадём мы! У тебя новая жизнь, а Костик нам теперь, как Серёжа.

И снится ей один и тот же сон.

Будто среди ночи раздаётся громкий стук в дверь. Таисия Андреевна подходит, затаив дыхание: торжественная, готовая к чему-то, уже одетая в нарядный белый плащ.

Открывает — стоит внук Костик с другом. Высокие, под потолок, красивые, оба с рюкзаками.

В отпуск, на побывку?! Жадно, жадно тянет она руки обнять внука… А порог перешагнуть не может — и медленно сползает по стене на пол. И слышит над собой голоса.

Друг спрашивает:

— Костян, чего это твоя фотография на столе в чёрной ленте?

Внук молчит.

— А с бабушкой твоей что такое? — не унимается друг.

И снова внук молчит. А потом говорит:

— А с бабушкой сейчас всегда так будет.

Проснулась, бросилась к двери — никого.

…На провожанках в армию собрались, в основном, его друзья — спортсмены. Не курили, водки ни капли — только сок, компот, чай. Танюшка лежала на операции, не смогла приехать к сыну — только телеграмму послала.

Когда Костю в вагон хотели внести на руках, кто-то крикнул:

— Вы что?! Только чтобы сам! Своими ногами войдет — своими ногами выйдет.

Таисия Андреевна показывала нам фотографию внука. Строгое, мужественное — и одновременно милое, нежное, тонкое лицо. Таких отбирают на роль офицеров-аристократов в военные фильмы.

— Он первые полгода в «учебке» служил. Получил звание сержанта. Потом приходит письмо, обратный адрес: «Москва-400».

Пока конверт вскрывала, голову ломала: неужели в Подмосковье внучок служит? А как вскрыла: «Привет из Грозного».