Татьяна Бутовская - Вернусь, когда ручьи побегут

Вот так и оказались вдвоем в камиловской квартире, и гадючник разгребли шустро и как-то легко, с азартом даже некоторым. И со спокойной душой, в чистом и убранном (даже ручку к чашке подклеили) сели выпить чаю перед сном.

Сквозь распахнутое настежь окно доносился тонкий запах зацветающего жасмина. Деликатно звякнул в тишине спящего города трамвайчик, унося последнего пассажира. Теплая, светлая, обволакивающая, полная избыточной тугой жизни и смутного томления ночь! Как в такую ночь не помечтать двум барышням, забыв про сон? Как не унестись молодым мыслям в даль светлую, обещающую скорое непременное счастье?.. А что такое счастье, Надя? Это когда ты кому-то нужен и тебя понимают, говорит Надя… И когда ты понимаешь, добавляет Саша, а еще счастье – это творить, иметь дело, которое тебя захватывает, и верного друга…

– И любить, и быть любимой! – подхватывает Надя, воодушевляясь.

– Дружба важней любви, – остужает Саша.

– Почему, Саша?..

– Любовь эгоистична. А дружба – это бескорыстная мысль о другом. Любовь – это Я, а дружба – это ТЫ. Любовь преходяща, настоящий друг – на всю жизнь…

– А мне кажется, если бы я полюбила, то навсегда, – мечтает Надя, – вышла бы замуж и родила бы много детей.

– Брак – конец любви, – заявляет девица Камилова.

– Отчего же?

– Обязаловка!

– Ну зачем же обязаловка, если по любви?

– Потому что ты обязуешься любить, поскольку у него на тебя штамп в паспорте… Конец свободной воле. Обрезание крыльев. Как можно принудить свое сердце любить? Можно только сказать: сегодня я люблю тебя навсегда.

– А верность, преданность что-то значат для тебя?

– Очень даже. В дружбе.

– Любимый человек может быть и другом.

– Это высший пилотаж!

– Ты максималистка?

– «Сверх сил своих стремиться ввысь – на то и небеса». Девиз у меня такой. Это максимализм?

– А что самое ценное в человеке?

– Ум, – говорит Саша.

– Доброта, – говорит Надя.

– Порядочность.

– Отзывчивость.

– Чувство собственного достоинства.

– Уважение к другим. Чувство долга.

– Трусом не быть.

– Быть честной… – говорит Надя. – Хотя честной быть трудно, и храброй тоже.

– А идти вообще имеет смысл только туда, где трудно…

– …Главное, чтобы душа была живая, неленивая…

– «Душа обязана трудиться – и день, и ночь, и день и ночь…»

– Заболоцкий! Я его люблю.

– Я тоже. А знаешь, еще люблю Киплинга «Заповедь»… «Умей принудить сердце, разум, тело тебе служить, когда в твоей груди уже давно все пусто, все сгорело, и только воля говорит – иди!..»

– Какие мудрые стихи!

– А вот это: «Умей поставить в радостной надежде на карту все, что накопил с трудом, и проиграть, и нищим быть, как прежде, и никогда не пожалеть о том…»

Так говорили они, вдохновляясь, про все прекрасное, хрупкое, высокое, на чем спокон веку и держатся лучшие человеческие сообщества. А короткая ночь кончалась, светало. Спать не хотелось.

– Ты говорила про друга, который один и на всю жизнь… У тебя есть такой друг? – спросила Надя.

– Был. Рыжую Жанку помнишь в колхозе?

– Еще бы. Вашу пару нельзя было не запомнить.

– Она вышла замуж за какого-то лабуха, родила ребенка, заканчивает медицинский институт.

– Ты с ней общаешься?

– Нет. Но звоню ей каждый год в день ее рождения. Вспоминаем детство, нашу пылкую дружбу, ничего сильнее после этого не было…

Видно, здорово ей эта Жанка запала в душу, подумала Надя.

– Ты считаешь, что она тебя предала… тогда? Прости, что спрашиваю. Не хочешь – не отвечай.

– Отчего же… Раньше считала. Променяла меня на какого-то дебила. Я-то думала, что мы только друг другу принадлежим, а остальное – это так, привходящее, для оживления впечатлений. Верность на всю жизнь, все такое… В общем, юношеский максимализм, непримиримость… А мы просто повзрослели. А что до предательства… Я думаю, нет человека, который бы за свою жизнь кого-нибудь не предал. Мы очень чувствительны, когда нас предают, но когда это делаем мы сами, то даже не замечаем. Большинство так называемых предательств совершаются не по злому умыслу, не потому что человек – дрянь, а так – случайно. Не подумал, не заметил, собой был поглощен.

– А совесть?

– Что, совесть?

– Грызть будет. От нее-то не спрячешься.

– Совесть говорит тихим голосом, надо слух тонкий иметь, чтобы ее услышать.

– Нет, – качает головой Надя, – не могу согласиться с тобой. Я тебе расскажу одну историю. Дело было в классе пятом, шел урок геометрии. Девчонка, которая за партой передо мной сидела – кажется, Аня Белова, – поворачивается ко мне и просит линейку. Я говорю: у меня нет линейки, хотя линейка в портфеле лежала, только руку протянуть. Аня посмотрела на меня молча, и я поняла, что она понимает, что я вру, просто лень мне напрягаться ради кого-то. А потом надо было что-то начертить в тетрадке, отрезок там какой-то… Я достаю свою линейку украдкой, как воришка, рисую и все думаю – вот сейчас она обернется и увидит у меня эту проклятую линейку в руках. И знаешь, до сих пор не могу простить себе этой линейки. И когда мне неохота откликаться на чью-то просьбу, вспоминаю тот урок геометрии и мысленно себя линейкой по рукам бью… Тебе, наверное, смешно, да?