Евфимия - Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

Однако на примере северных женских обителей можно убедиться в том, что в этом не стоит винить ни Православную Церковь, ни монастыри. Ведь чтобы вместо «тихого и мирного жития во всяком благочестии и чистоте» в обители начались ссоры и смуты, там достаточно было появиться всего лишь нескольким строптивым и непослушным сестрам, или, что хуже, даже одной.

Надо сказать, что как сейчас, так и в те времена никто не препятствовал послушницам или монахиням, проявлявшим недовольство настоятельницей или монастырской жизнью, сменить монастырь или вовсе вернуться в мир. Они могли это сделать так же добровольно, как в свое время добровольно пришли в обитель. Поэтому, сколь бы ни была (или не казалась им) плоха настоятельница, их поведение не имеет оправдания. В свое время знаменитому оптинскому старцу, преподобному Амвросию, был задан вопрос: « Батюшка, отчего это игуменье дано такое право распоряжаться монахинями как крепостными?» «Даже более чем крепостными, – отвечал старец, – те хоть за глаза могли поворчать на своих господ, а монахини и этого не имеют права, так как добровольно отдали себя в рабство » [9].

Несмотря на некоторую жесткость этого утверждения, стоит согласиться – оно справедливо: никто из непослушных сестер не оказался в монастыре никаким иным путем, кроме как по доброй воле. И стоит только сожалеть, что диавол заставил их позабыть об этом и что годы, проведенные в монастыре, оказались для них бесплодными в духовном отношении.

«Монахини и этого не имеют права, так как добровольно отдали себя в рабство», – говорил преподобный Амвросий Оптинский

И еще одно. На примере конфликтных ситуаций в северных женских обителях как нельзя лучше видны бесплодность и суетность стремления людей к власти, к поискам «своей правды», пагубность ненависти и гордыни. Ослепленные этими страстями монахини и послушницы не добились ничего, кроме вреда для себя и смуты для монастырей, где они жили. А конфликты в Ущельском и Троице-Гледенском монастырях в предреволюционные и даже послереволюционные годы напоминают «битву на тонущем корабле», в которой не бывает победителей и побежденных, поскольку и те и другие вместе гибнут в морской пучине, – хотя противники, не замечая и не понимая этого, до последнего продолжают яростно сражаться…

В «Лествице» преподобного Иоанна рассказывается притча о том, как некие странники не заметили у себя под ногами трясины и провалились в нее. Но, уже утопая, они успели предупредить других путников, шедших по этой же тропе, и тем спасли их. За это Господь спас и их самих.

Эта притча вспоминается мне и сейчас, потому что, как ни тяжело читать и писать о скорбях и искушениях, поразивших северные женские обители, знать и помнить о них стоит хотя бы для того, чтобы подобное никогда не повторилось в жизни современных женских монастырей.

Написать эту главу для меня было не менее сложно, чем предыдущую – правда, по другой причине. Если в той главе речь шла о таких болезненных для любого православного человека вещах, как внутримонастырские искушения, то здесь приходится рассказывать о том, о чем практически не сохранилось сведений. Однако обойти это вниманием опять-таки невозможно, иначе читателю, далекому от Церкви, северные женские монастыри могут показаться этакими «духовно-душевными колхозами» и он, пожалуй, начнет сомневаться: «Да вправду ли в монастырях жили подвижники, да уж не выдумки ли это»?

Да, они там были. Но, чтобы читатель смог лишний раз убедиться в этом, рассказ о том, как молились Богу в северных женских монастырях, а также о тамошних подвижницах просто необходим. Опять напомню притчу о лодочнике, у которого на веслах было написано «молись» и «трудись». Как помнит читатель, пассажир-атеист потребовал убрать весло с надписью «молись», и лодку стало уносить течением. Эта притча как нельзя лучше иллюстрирует жизнь северных женских монастырей, ведь та не сводилась исключительно к внешней деятельности их насельниц, – и наряду с выполнением послушаний каждая из сестер занималась так называемым «духовным деланием».

Вопрос о духовной жизни северных монахинь приобретает особый интерес в связи с тем, что в описываемое мною время, а также и немного раньше, у русских женщин, от дворянок до крестьянок, усилился интерес к вопросам духовной жизни, душевного спасения. Об этом свидетельствуют как церковные, так и светские ученые. Например, исследователь русского монашества И. К. Смолич отмечал, что в XIX столетии «религиозный подъем и искания были очень сильны» и «религиозные вопросы занимали значительное место в духовной жизни русской женщины» [33]. Именно поэтому в XIX – ХХ вв. появилось множество подвижниц благочестия из числа монашествующих. Среди них – игуменьи Мария (Тучкова), Арсения (Себрякова), Таисия (Солопова), Феофания (Готовцова), преподобные Елена, Марфа и Мария Дивеевские и многие другие, ведомые и неведомые нам подвижницы. Рассказы об удивительных судьбах некоторых из них читатель может найти в сборнике монахини Таисии (Карцовой) «Русское православное женское монашество XVIII – ХХ вв.».