Александр Чанцев - Желтый Ангус [сборник]

A/и курю в свою пустоту, (и/a зачем курю?)

ГуироББи-юю, ты мой бог (говорит ему зеркало и тут же меняет б на Б). Я смотрю на тебя каждый день (и смотрит).

Женщина Оо ловит этот взгляд и (конечно, посмеивается).

Просто набери воздуха, задержи его, не дай ему и – скажи (думает ГуироББи).

Вот видишь, лапочка-куксик, я называю тебя на – юю. Ты…

(Но так не может же больше продолжаться!) – тихо восклицает ГуироББи-лапочка-киддик. Я не бейби-бой!

…Ты бейби-бой, говорит зеркало.

Он не заметил (НЕ ЗАМЕТИЛ!), что зеркалом была Оо. (Она так умеет притворяться!)

(Разве же он забыл, как она умеет притворяться?)

ГуироББинэйкед бой.

Когда загорится менора? (синенькими зажигалочками Е азпрома)

Оо же его переодевала – ворочая бережно, как ребенка-обер-манекена – в маечку открытых плеч, маечку голливудских мускулов, Chris Isaak meets James Dean маечку – всего три волосинки на груди, но крадутся к подбородку, светятся в распах ворота черным (она уже сняла рубашку его).

Jump they say!

«Может быть, ты сожмешь руки и напряжешь их – ты не обнимаешь меня, но сдвинешь время?» (она вкрадчивой кошкой)

Ее слова – думает ГуироББи, – делают дырку с бока одного и другого, просовывают туда шелковую пилу, и лисы ее тянут леской, он прицеплен.

НО ВРЕМЯ ли это? Или только место посреди ТУТ??

– Зачем ты кричишь? Бейби-фейс, зачем ты кричишь? (говорит-думает Оо, ГуироББи и зеркало)

ЗАЧЕМ ЖЕ ТЫ кричишь? (истерика режет воздух)

Она накладывает ему тени и – маминым – шлепком выпускает на сцену.

Боуи <���споткнувшись и покачиваясь в танце> кидает в зал салфетку – сцена становится шахматной клеткой. [Концерт начинается, и она выключает звук зеркалу – ремарка, что остается двое]

TRUE!

Ночью защиты.

Маленькая Смерть делает ход белыми, но Большая Смерть отыгрывается в два хода.

Поэтому древние гравюры со Смертью и Шахматами так похожи на иконы.

Простывший дом пропах фруктовой облаткой – осенний урожай перед импортом с дачи в Москву. Время указывает падение яблок – за лето песчинки выросли в звезды, а время без людей, наоборот, одичало в малость. Бабочка дирижирует ночью крыльями, пока те горят.

Никогда не окружайте детей любовью. Бейте их, когда наклонились к ним обнять. Смейтесь, когда они упали и плачут. Обязательно предавайте. Об этом не говорил Заратустра?

Старики, старушки часто похожи друг на друга, чем старше – все больше. Время унифицирует, бережно готовя к финальному обезличиванию.

«Если можно, я поделюсь с Вами маленькой радостью: сегодня я получил талон на починку сапог. Как Вы здоровы?» (Л. Добычин в письме К. Чуковскому, 7 февраля 1931 г.)

Какая же благодать не читать несколько дней Интернет… Наконец-то взял том Добычина, который и был отложен – для таких особых дней. И чуть ли не пронзительнее прозы прочитались его письма. Тот юмор (неплохой!) утопленника, у которого единственный глоток воздуха в его главке в провинции – эти письма Чуковскому и Слонимским, полунищего, с какими-то сексуальными скрытностями, затравленного после горстки публикаций. Потенциальные утопленники вообще шутят хорошо.

And your lover will be your vampire.

Какие розовые плюшевые медведи снятся ребенку? Еще из того мира, откуда он, приходят к нему кошмары, или уже из этого стучатся в мягкое темечко? Вот то, что науке следовало бы изучать.

Портреты похитителей велосипедов, проводив старушек-смотрительниц, прячутся за их стулья и мироточат черно-белыми слезами. Большая мышиная эмпатия – стирают им слезы забытыми билетиками и никогда не грызут.

Когда возвращаешься после долгой дороги, кажется, будто дом твой уменьшился в размерах. Как постаревшая мама. Такому же доброму, ему все равно, каким ты вернулся – стал ты сам больше или умалился в пути.

Небо на водной подушке моросящего тумана. Прополоскать горло слезами.

Только в XX веке модельеры разгадали секрет бесшовного дизайна небосвода. А секрет августовского неба в царапинах от падающих звезд всегда знали детские коленки.

Садовые камни со временем отращивают бакенбарды из мха, заводят сомнительные связи вроде слизней и прочих улиток, начинают ворочаться, закапываться все ниже – «мох, странствующий по телу с любовью» («Ужин с приветливыми богами» А. Драгомощенко). Культура стремится к аду? Да старикам-камням просто холодно!