Сейчас Райнкопф был взволнован и озадачен. Один из его аспирантов, Гарольд Хиггенботэм, внезапно исчез при загадочных обстоятельствах. Они были слишком сложными, чтобы объяснить по телефону. Могу ли я приехать к нему немедленно? Он сказал, что знает о моем пристрастии к таким вещам, и хотел поговорить со мной, прежде чем обсудит ситуацию с кем-либо еще.
— Тогда смотри, смотри в окно, — сказал я. — Я скоро буду 21 21 Вероятно, искаженная цитата из романа Реймонда Чандлера "Вечный сон".
.
— Что вы говорите?
— Я приду немедленно.
Граммофон начал проигрывать "Блюз для кларнета" во второй раз. Я слушал его, пока снимал халат и шлепанцы и надевал ботинки и пиджак. Для галстука было слишком тепло.
Я отправился на запад по Пятьдесят седьмой улице, а затем срезал путь через кампус к библиотеке Харпера, где у Райнкопфа был собственный кабинет на третьем этаже. Солнце почти село, и готические башни и зубчатые стены университета бросали на траву длинные тени.
Райнкопф сидел за столом, и его седые волосы были окутаны табачным дымом.
— Привет, Б. П., — сказал я. — И где же место преступления?
Он вынул изо рта трубку и пальцем стряхнул влагу из уголка своего бледно-голубого глаза.
— Спасибо, Физерстоун, что пришли. Но я не уверен, что произошло преступление.
Я собирался что-то ответить, но обратил внимание на одно из окон, выходящее на Мидуэй. Его нижнее стекло было разбито. Большое зубчатое отверстие зияло в центре. Куски стекла валялись на полу.
— Что-то, похоже, влетело в комнату снаружи, — сказал Райнкопф. — Иначе здесь не было бы стекла.
Я кивнул:
— Прекрасный образец дедукции, Б. П. Кто-то бросил в окно кирпич?
— Возможно, — сказал он. — Но если так, Гарольд, должно быть, унес кирпич с собой.
— Ах, да, — сказал я. — Гарольд. И когда же Гарольд пришел сюда?
— Вопрос в другом, — сказал Райнкопф, — как и когда Гарольд отсюда ушел? Взгляните-ка на это.
И он указал мундштуком своей трубки на стол в дальнем углу кабинета.
Я подошел к столу и увидел порядка пятидесяти маленьких, неправильной формы кусочков яркого разноцветного сукна на столешнице, они располагались большим полукругом. Куски были всевозможных цветов, но главным образом красные, зеленые, желтые и голубые. Чуть ниже полукруга к столу была приколота записка. Она была пришпилена большой черной ручкой. Перо вонзилось в дерево, подобно стреле, пущенной из лука. Я наклонился, чтобы прочитать записку.
Я жить ушел в сиянье витражей. Напишу.
Гарольд.
Я несколько раз перечитал текст. Большого смысла в послании я не увидел, поэтому вернулся к столу профессора и уселся на стул, стоящий перед ним.
— Что вы еще можете рассказать мне?
Он пыхтел какое-то время своей трубкой, прежде чем ответил.
— Гарольд, получив стипендию, приехал сюда учиться три года назад. Он был очень молод и очень застенчив, но оказался блестящим студентом. Он сказал мне, что прочитал "Principia Mathematica" 22 22 Фундаментальный труд по логике и философии математики Альфреда Норта Уайтхеда и Бертрана Рассела.
, когда еще учился в средней школе, и все понял.
— А что, это так трудно понять?
— Да. Но у Гарольда способность от природы усваивать законы символической логики. Я проникся к юноше симпатией и позволил ему работать по ночам над докторской диссертацией в моем кабинете вон за тем столом. В течение трех лет он трудился, не прерываясь даже на лето. В течение дня он должен был принимать участие в семинарских занятиях и проводил много времени в хранилищах философской библиотеки, но оставшуюся часть дня и добрую часть ночи он работал за тем столом. Сегодня семинаров у него не было. Когда я приехал сюда, чтобы повидаться с ним, я нашел комнату в том виде, в каком она сейчас. — Райнкопф махнул трубкой в сторону разбитого окна и цветных кусочков сукна. — Я даже представить не могу, что все это значит.
Я подошел к столу Гарольда, чтобы снова взглянуть на странную экспозицию. Очевидно, куски ткани были расположены в виде своего рода купола. Никаких других мыслей у меня не возникло.
— У Гарольда есть в Чикаго родственники или близкие друзья?
Райнкопф покачал головой.
— Насколько я знаю, нет. Его родители живут где-то в Бруклине, но он никогда не говорил о них. Он был тихим молодым человеком, интровертом, полностью поглощенным своими исследованиями. Он не проявлял никакого интереса к общению с другими студентами факультета или с кем бы то ни было еще.
Читать дальше