Евгений Эрастов: Сладкие мгновения

Витя Розенфельд не оправдывал своего имени — не был победителем в жизни. Побеждал он только на олимпиадах по физике и на шахматных турнирах районного масштаба. Хотя, если говорить честно, был он мальчиком совсем не заурядным, даже талантливым. И не только в области точных наук заключались его способности. Обладал он хорошей памятью, склонностью к обобщениям и философствованию, а также к иностранным языкам. Увлекался мифологией и этнографией, восточной медициной и эзотерикой. Его боготворили учителя и не слишком жаловали одноклассники — наверное, завидовали ему.

Впрочем, чему было особенно завидовать? Тому, что контрольные по физике и математике он решал сразу за шесть вариантов и распространял в виде шпаргалок по классу? Или тому, что Витя имел свою комнату в коммуналке? Точнее, жил Витя в двух комнатах коммунальной квартиры вместе с бабушкой, страдающей артрозом тазобедренных суставов. Можно было завидовать и тому, что в третьей комнате коммуналки обитала абсолютно глухая Марья Петровна Дороватовская, которой можно было открыто говорить гадости. Однако ни Анна Марковна, ни тем более Витя не пользовались этим ненаказуемым и таким ценным для жителя коммуналки преимуществом.

Не был обойден Витя и женской любовью. Правда, сначала он и представить себе не мог, что в него была влюблена пионервожатая Валя Тужуркина. Об этом, как водится, знали только девочки, да и то не все, а только самые догадливые и проницательные.

Валина страсть поначалу носила тайный, односторонний характер. Пять лет разницы, которая была между ними, в этом возрасте особенно значима — ведь чувство девушки возникло, когда Вите было тринадцать.

Красивая, броская, высокая, хотя и несколько полноватая, Валя принадлежала к породе лидеров. Что могло привлечь ее в книжном мальчике Розенфельде? И что было между ними общего? Розенфельд был сыном ученых-физиков, погибших в автокатастрофе, а Тужуркина — дочерью малярши и плотника. Валентина тянулась к людям и не могла жить без них, а Витя всячески избегал ненужного ему общения и почти не имел друзей.

Но ведь известно, что любовь — штука сложная. Будучи человеком действия, правды и истины, совершенно не склонная к рефлексии, Валя не анализировала свое чувство к Розенфельду, а воспринимала его как данность.

Директора школы, косоглазого Михеича, впечатляли только молодые женщины, поэтому, когда Тужуркина провалилась на экзаменах в институт, он взял ее на работу, оформив сторожем. Валя почти ничего не делала, появлялась в школе редко и примерно раз в месяц проводила пионерский сбор. Ей не хотелось терять эту «работу», поэтому она и удовлетворяла в директорском кабинете страсть Михеича, который не слишком докучал ей своей назойливостью.

Сначала она была удивлена, когда Михеич закрыл дверь на задвижку и сразу принялся за дело. Но быстро смекнула, что нельзя иначе, поскольку Михеич платил ей семьдесят пять рублей в месяц. А то, что эти деньги она получала не из кармана косоглазого физика, а от советского государства и через общественного кассира, учительницу биологии Свительскую, не меняло сути дела.

Именно Михеичу был обязан Витя Розенфельд тем сладким мгновениям, которые были у него с Валей в пионерской комнате. Самой бы ей никогда не пришла в голову такая идея. Но на двери пионерской комнаты тоже была задвижка. С тех пор Витя особенно возбуждался на демонстрациях при виде красных знамен.

Два года продолжались их тайные встречи. Но всему приходит конец. Конец сладким мгновениям положил маленький, узкий тромбик, образовавшийся из вязкой крови Михеича и залетевший из его дряблого, увеличенного и загубленного никотином и алкоголем сердца в небольшую артерию головного мозга. Случилось это прямо на уроке, когда он демонстрировал ученикам закон Бернулли. Иван Михеевич пошатнулся и упал, разбив при этом ртутный термометр. Тонкий, сказочный звон напомнил Розенфельду звук упавшей мартовской сосульки. На минуту весь класс переселился в страну троллей и кобольдов, в сказочные сталактитовые пещеры. Маленькие серебряные шарики ртути покатились по длинному учительскому столу, упали на дощатый пол с выступающими на нем причудливыми пузырями от коричневой масляной краски.

Инсульт оказался небольшим, но директор перестал правильно произносить слова и, конечно же, не годился уже ни в учителя, ни тем более в администраторы. Валя была сердобольна по своей натуре и не лишена чувства благодарности. Она еще полгода ходила домой к своему благодетелю, удовлетворяя его страсть, которая ничуть не уменьшилась после удара. Но рулевым школы теперь была Свительская, которая на место сторожа оформила своего сына, живущего в другом городе, а пионервожатой сделала активистку-отличницу на общественных началах, обещав ей за это золотую медаль.