Патриция Хайсмит - Чудо. Встреча в поезде

— Нет. Запись я держал на жестком диске в самом компьютере. Это не так удобно, как на распечатке, но зато я успел его стереть, пока фэбээровцы взламывали дверь. Нет смысла попусту рисковать.

— Понятно, — сказала я, стараясь не выказать своего разочарования.

— А вообще-то все немного сложнее. После того как ты стираешь информацию на диске, она еще остается, пока не напишешь что-нибудь сверху. Так что ФБР могло бы еще восстановить мою запись.

— Значит, они заставили тебя поволноваться?

Али пожал плечами.

— Просто, может, они были заняты более серьезными вещами. Это восстановление возможно теоретически, но на практике оно почти никогда не получается.

Он пустился в объяснения, а я изо всех сил старалась его понять. Слова все были знакомы, но значение их было другим. Он рассказывал о действующих системах, файлах, каталогах и адресах. Я окончательно запуталась. Вскоре Али заметил мой остекленевший взгляд и рассмеялся:

— Я не собирался тебя утомлять.

— Ты, должно быть, ужасно умный, раз знаешь все эти вещи, — пробормотала я. И подумала, что тоже должна узнать их, если собираюсь быть чуть ли не шпионом.

Али удовлетворенно улыбнулся:

— Компьютеры — это страшно интересная штука. Но давай поговорим о чем-нибудь другом. Что ты думаешь об американцах?

Судя по тому, как он спросил, собственное его мнение о них было не очень-то высоким. О, прекрасно, подумала я, давай вместе вмажем Америке. Вот что нас объединяет, дает нам чувство собственного превосходства.

— Я нахожу, что они открыты и дружелюбны, — сказала я. — Но дружба у них зачастую искусственная. Похоже, они немного наивны и заняты тривиальными проблемами.

— Насчет наивности ты права. Кроме того, ими легко управлять.

— Управлять?

— Я имею в виду еврейское лобби. Кто дает американцам нефть, в которой они так нуждаются? Естественно, не Израиль. И все же арабов вновь и вновь предают. Американцы даже не знают, кто их настоящие друзья. На Среднем Востоке они всегда действуют вопреки главным своим интересам. И только потому, что евреи черное выдают за белое. О, в этом они куда как умны. Ты знаешь, что евреи контролируют пятьдесят процентов американских доходов и восемьдесят процентов средств информации?

— Нет, не знаю, — пробормотала я. Конечно, я слышала об этом раньше. Еще в России. И между прочим, те же самые цифры. Интересно, может, есть какой-нибудь специальный центр, откуда исходит вся эта «информация».

— Прости, — улыбнулся Али, — у тебя от моих слов несварение желудка?

Я не ответила. Память об испытанной в детстве боли, ядовитых насмешках и оскорблениях в школе. Я бросила Россию, я бросила свой дом и все, что мне было дорого, лишь бы избавиться от антисемитизма. Я пересекла пол земного шара, чтобы стать свободной от этого яда. Я вдруг почувствовала, что очень устала. Я сидела здесь, как приклеенная, в этом фантастическом нью-йоркском ресторане, и слушала ту же самую околесицу от араба. Только, конечно, не приклеенная. Я могла просто встать и уйти. Искушение сделать это было очень велико. У меня даже хватало денег на такси.

Али взял мою руку.

— Только, конечно, здесь ничего личного, — сказал он. — Я просто хочу, чтобы ты понимала. Ты мне действительно нравишься.

Ничего личного? — подумала я. Тогда зачем ты меня изнасиловал, подонок. Я почувствовала, что во мне закипает темная ярость. Я сделала долгий и глубокий вдох и выдох. Я осушила свой фужер и молча сосчитала до десяти. Я не могла сейчас уйти. Если я уйду, что я напишу в своем «отчете о контакте» Зви Аврилю? Я обещала ему добыть у араба информацию. Может, это было с моей стороны лишь пустым бахвальством? Шпион не имеет права быть таким тонкокожим, сказала я себе. Если я могу спать с мужчиной, значит, я могу выслушать его мнение. Хотя получается, что последнее гораздо труднее.

Я заставила себя улыбнуться:

— Конечно, ничего личного, Али. Мы просто отлично ладим, ты и я.

Он глянул на меня, сузив глаза. Должно быть, мой голос прозвучал резковато.

— Мы с тобой отлично ладим в постели, — усмехнулся он. — Вот что важно.

Я опустила глаза и ничего не сказала. Али снова наполнил мой фужер. Я понемножку пила вино. Что теперь? Мне надо было держать в руках нить разговора. Я вспомнила, что говорил Зви Авриль о семье как самой важной для араба вещи.

— Твои родители были очень огорчены, когда узнали, что ты арестован? — спросила я.

— Я объяснялся со своим братом, — сказал он. — Мой отец погиб, давным-давно.