Алекс Дубас - Моя девушка уехала в Барселону, и все, что от нее осталось, – этот дурацкий рассказ [сборник]

Но сначала ему необходимо пройти маленький тест.

– Как ты думаешь, почему я с ним рассталась? – спрашивает она о своем бывшем мужчине. – Ты же ведь знаком с ним?

Это верно, в их городе все более-менее друг с другом знакомы.

– Ну, ты и спросила, – бурчит в ответ друг. – Не знаю. Наверное, потому, что он преклонялся перед тобой? А ты ведь не создана для преклонения. Ну, то есть на сцене – создана, конечно, а в жизни – нет. Мне так кажется. А ты сама-то знаешь почему?

Все, тест пройден. Только у нее нет ответа на его вопрос. У нее вообще нет ответов. У самой сплошные вопросы:

– А по-твоему, преклонение и любовь – это одно и то же?

– Черт его знает, Линда. Преклонение – это идеализация. Это обожествление в другом человеке качеств, которых нет у тебя самого. Мы любим тех, кому можем в чем-нибудь завидовать.

«Мы любим тех, кому можем в чем-то завидовать, – несколько раз повторяет она, запоминая эти слова. – Пригодится в какой-нибудь песне».

Они выходят из бара. В городе по-прежнему снегопад. Только прежде снег бесновался, щипал щеки, а теперь тихо падает и сразу же тает. На улице потеплело, и стало тихо. Машин на улицах почти нет. Она прижимается к нему. От него пахнет мокрой шерстью и табаком.

В машине, по дороге к нему домой, выясняется, что он женат. Он звонит любимой и говорит, что едет не один, а с гостьей. Наказывает, чтобы она встретила и разогрела что-то и поставила на стол. В конце разговора он называет жену «медвежонком».

Певица понимает, что весь вечер они разговаривали только о ней, и у нее просто не было времени спросить его: «Ну, а как ты?»

Она разочарованно смотрит в окно автомобиля. Там мокрый снег и серые дома. Большой и холодный центр. А рядом – мужчина, с которым в мыслях она уже допустила близость. Уже приготовилась отдать ему всю накопившуюся страсть. В один миг он становится недоступным. Но отказываться поздно. И потом, даже это все-таки лучше одиночества в гостинице. Она зябко кутается в шарф и вздыхает. «Пусть будет как будет», – думает она.

А случилось все как нельзя лучше. Его жена оказалась открытой девушкой, и вправду чем-то похожей на медвежонка: с короткой стрижкой, крепко сбитая, с уверенным баском, будто всегда говорит, сложив губы трубочкой. Она по-настоящему радуется, когда Линда дарит диск со своими песнями. Они полночи болтают о жизни, вспоминают общих знакомых. Пьют вкусную бабушкину наливку.

Их квартиру окружает «прекрасная аура». Гостья вспомнила это определение из книг по совершенствованию себя. Когда-то она очень ими увлекалась. В два часа ночи они все вместе затеяли печь блины. И певица делала это с легкостью и удовольствием. Потому что она пекла их сейчас просто так, для себя и этих людей. Она опечалилась только на секунду, когда вспомнила, что последний раз занималась тем же самым на какой-то рекламной акции в супермаркете, в окружении фотографов.

А здесь вот им, этим людям, было совершенно неважно, как она выглядит, как держится и что будет дальше.

Она очень давно не засыпала так хорошо и спокойно. Сквозь дрему еще слышала, как вполголоса разговаривают хозяева. Как кто-то постоянно превышает скорость на ночной улице. И мысли Линды были все о том же.

Но сегодня в них не присутствовал страх. Она просто созерцала себя со стороны и отмечала безвыходность собственной ситуации. И, что важно, впервые с иронией!

Ее работа, ее пение действительно дарят людям радость, одновременно награждая славой и успехом. И это, в свою очередь, опьяняет глаза мужчин, которые перестают видеть в ней ее саму. И еще этот ее опыт, который теперь запрещает ей смотреть на мужчин открыто, без подозрения, что они хотят спать и жить с обложкой. Но может ли она отказаться от любимого дела и уйти в тень? Быть просто собой, любить и быть любимой, вон как этот «медвежонок»?

Нет. Потому что никакой мужчина, никакой ребенок, который – да, конечно, безусловно, когда-нибудь появится и будет нежно любим… Они никогда не заменят ей того счастья, когда она выходит на сцену и когда ее духовая секция – и трубачи, и саксофонист дуют в унисон, будто у них на всех одни легкие. Когда оркестрик играет так слаженно, так органично и так синхронно с пульсацией венки на ее виске. Когда миллиарды маленьких петард взрываются в ее теле, если она берет высокую ноту. Когда зрители завороженно слушают ее истории, да так, что она сама начинает в них верить.

Она думала о том, что когда-нибудь, пусть не в этой жизни, все у нее будет. И женское счастье. И радость материнства. Непременно. Но вот сейчас, прямо сейчас есть именно эта судьба. И в ней есть свои песни. И у них иной мотив и иные слова. И их нужно просто полюбить и принять.