Мария Дуэньяс - Нити судьбы

— Да, да, конечно, — пробормотала я.

— И не злоупотребляйте моим доверием, не пытайтесь меня обмануть. Не заставляйте взяться за вас всерьез, потому что, если мое терпение лопнет, я дам делу ход, и тогда вы при первой же возможности будете высланы в Испанию и оглянуться не успеете, как отправитесь лет на семь в женскую тюрьму — ту самую, что на улице Киньонес в Мадриде. Надеюсь, мы с вами договорились?

В ответ на столь зловещие угрозы я не смогла произнести ничего членораздельного и только кивнула. После этого комиссар поднялся, и я, с запозданием на несколько секунд, последовала его примеру. Он сделал это легко и быстро, мне же пришлось приложить серьезные усилия, чтобы заставить свое тело подчиниться.

— Ну что ж, нам пора, — заключил комиссар. — И оставьте чемодан, я сам его понесу, сейчас вам даже свою тень тяжело за собой тащить. Мы поедем на машине, я припарковался у дверей. Так что попрощайтесь с монахинями, поблагодарите их за все, что они для вас сделали, и пойдемте.

Мы проехали по Тетуану на автомобиле, и для меня это было первое знакомство с городом, в котором мне предстояло провести неизвестно сколько времени. Городская больница находилась на самой окраине, и мы постепенно удалялись от нее, приближаясь к центру. По мере нашего продвижения вокруг становилось все оживленнее. Время приблизилось к полудню, и на улицах было полно народу. Автомобили здесь почти не ездили, и комиссару приходилось постоянно сигналить, чтобы пробираться между пешеходами, неторопливо шагавшими в разных направлениях. Среди них были мужчины в белых льняных костюмах и панамах, мальчишки в коротких брючках, сновавшие туда-сюда, женщины-испанки с корзинками для покупок, полными овощей. Мусульмане в тюрбанах и джеллабах и марокканки, закутанные в бесформенные одеяния, оставлявшие открытыми только глаза и ступни. Солдаты в форме, девушки в летних цветастых платьях и босые марокканские дети, игравшие на улице среди гуляющих кур. Слышались возгласы, фразы и отдельные слова на арабском и испанском; многие прохожие приветствовали комиссара, узнавая его автомобиль. Трудно было поверить, что несколько недель назад среди всех этих декораций могли произойти события, перераставшие сейчас в настоящую гражданскую войну.

Мы молчали во время пути, что вполне естественно: ведь комиссар вовсе не собирался развлекать меня приятной прогулкой, а просто исполнял взятые на себя обязательства, перевозя из одного места в другое. Как бы то ни было, время от времени, когда перед нашими глазами появлялось что-либо, по мнению комиссара, заслуживающее внимания и любопытное, он указывал мне на это движением подбородка и, продолжая смотреть перед собой, бросал несколько сухих слов в качестве комментария.

— Женщины из племени рифов, — кивнул он в сторону группы марокканок в полосатых балахонах и больших соломенных шляпах, с которых свисали цветные кисточки.

Те недолгие десять — пятнадцать минут, что длился наш путь, позволили мне получить представление о городе, узнать его запахи и запомнить некоторые названия того нового и незнакомого, что должно было с этого момента стать частью моей жизни на неопределенный срок. Верховный комиссариат, дворец халифа, водовозы на ослах, мавританский квартал, горы Дерса и Горгес, марокканские магазинчики — мятный чай и плоды опунции.

Мы вышли из автомобиля на площади Испании; двое марокканских мальчишек тотчас подскочили к нам, предлагая отнести чемодан, и комиссар не отказался от их услуг. Так мы оказались на улице Ла-Лунета, находившейся рядом с еврейским кварталом и мединой. Ла-Лунета, моя первая улица в Тетуане: узкая, извилистая, шумная и неспокойная, — здесь было полно народу, забегаловок, кафе и оживленных базарчиков, где продавали и покупали все, что угодно. Мы остановились у одного из домов, вошли и поднялись по лестнице. Комиссар позвонил в дверь на втором этаже.

— Добрый день, Канделария. Я пришел к вам с поручением, как и обещал, — сказал он пышнотелой женщине в красном платье, открывшей нам дверь, и коротким кивком указал на меня.

— Что еще за поручение, мой комиссар? — спросила она, уперев руки в бока и громко хохотнув. Затем посторонилась, давая нам войти внутрь. Жилище было очень солнечное, и в ярком свете бросалась в глаза скромность и одновременно некоторая безвкусность обстановки. Хозяйка вела себя развязно и непринужденно, однако, несмотря на это, чувствовалось, что визит полицейского вызывал у нее немалое беспокойство.