Мария Дуэньяс - Нити судьбы

Сначала же была на подхвате, и что только не входило в мои обязанности: перемешивать угли в жаровнях и подметать с пола обрезки, разогревать на огне утюги и во весь дух носиться за пуговицами и нитками на площадь Понтехос. Я также должна была отвозить в дома наших важных клиентов готовые вещи, упакованные в чехлы из сурового полотна, — моя любимая обязанность, лучшее развлечение в ранней трудовой жизни. Так я узнала швейцаров и шоферов, служанок, экономок и мажордомов, работавших в богатейших семействах. На меня там практически не обращали внимания, а я глядела во все глаза на изысканных дам — хозяек этих домов, на их дочерей и мужей. Словно невидимка, я проникала в жилища солидных буржуа, в аристократические особняки и роскошные квартиры, находившиеся в величественных городских зданиях. В одних домах меня не пускали в комнаты хозяев и доставленную одежду принимал кто-нибудь из прислуги; в других же приглашали пройти в гардеробную, и я шагала по коридорам, украдкой заглядывая в залы и пожирая глазами ковры, люстры, бархатные портьеры и концертные рояли, за которыми иногда кто-то музицировал. Глядя на все это, я думала об удивительной и необыкновенной жизни в этом чужом мире.

Я с легкостью переходила туда на время из того мира, к которому принадлежала, почти не ощущая существовавшего между ними диссонанса. Я чувствовала себя совершенно естественно и на широких проспектах с неприступными домами и экипажами, и на извилистых, причудливо переплетавшихся улочках моего квартала, где всегда стояли лужи, валялся мусор и раздавались крики торговцев, сопровождавшиеся пронзительным лаем голодных собак. По этим улочкам следовало передвигаться как можно поспешнее и, едва заслышав возглас «поберегись!», отскакивать в укромное место, чтобы не быть облитым помоями. Здесь обитали на съемных квартирах ремесленники-кустари и мелкие лавочники, наемные работники и поденщики, приехавшие на заработки в столицу: все они придавали нашему кварталу особый народный колорит. Многие из них крайне редко — лишь при исключительных обстоятельствах — покидали пределы квартала, мы же с матерью, напротив, каждый день рано утром уходили из дома и спешили на улицу Сурбано, чтобы поскорее взяться за работу в ателье доньи Мануэлы.

Через пару лет после того, как я начала там работать, было решено, что мне пора учиться швейному мастерству. В четырнадцать я стала осваивать самое простое: пришивать петли из шнурка, подрубать края ткани, сметывать раскроенные детали. Затем я научилась прорезать и обрабатывать петли для пуговиц, делать строчку и оформлять подолы. Мы работали, сидя на низких плетеных стульях и склонившись над лежавшими на коленях деревянными досками с шитьем. Донья Мануэла принимала клиенток, делала выкройки, занималась примеркой и подгонкой одежды. Моя мать снимала мерки и выполняла множество других обязанностей: шила наиболее сложные детали, распределяла работу, следила за ее выполнением и поддерживала дисциплину в нашей небольшой бригаде, состоявшей из полудюжины опытных пожилых швей, четырех-пяти молодых женщин и нескольких болтливых учениц, никогда не упускавших возможности посплетничать и посмеяться. Некоторые из них со временем становились хорошими швеями, другим мастерство не давалось, и их уделом навсегда оставался наименее квалифицированный и самый неблагодарный труд. Когда одна из работниц уходила из ателье, сразу же появлялся кто-то другой, желавший занять освободившееся место в этой мастерской, напоминавшей муравейник и не имевшей ничего общего с великолепием фасада и сдержанной элегантностью светлого зала, предназначенного исключительного для приема клиентов. Лишь клиентки ателье, донья Мануэла и моя мать имели возможность лицезреть красивые стены, обтянутые тканью шафранного цвета, пользоваться мебелью из красного дерева и ступать по дубовому полу, который мы, самые молодые из учениц, натирали до блеска мягкими тряпками. Только они могли время от времени наслаждаться лучами солнца, проникавшими в зал с четырех балконов, выходивших на улицу. Все же остальные ютились в унылом помещении с двумя крошечными окошками, смотревшими во внутренний дворик: зимой здесь не было спасения от холода, а летом — от духоты, и часы за работой пролетали стремительно и незаметно, под песенные напевы и скрежет ножниц.

Я быстро осваивалась. У меня были ловкие пальцы, легко управлявшиеся с иголкой и материей, и я шаг за шагом постигала азы швейного ремесла. Мерки, раскроенные детали, размеры. Расстояние от ворота до талии, обхват груди, длина юбки. Вырез, обшлаг, косая бейка. В шестнадцать я начала разбираться в тканях, в семнадцать — научилась оценивать их качество и определять предназначение. Крепдешин, шелковый муслин, жоржет, кружево шантильи. Работа в ателье крутилась как колесо: осенью мы шили пальто из лучшего сукна и демисезонные костюмы, весной — легкие воздушные платья, предназначенные для продолжительного отдыха где-нибудь в Кантабрии, на пляжах Ла-Конча и Эль-Сардинеро. Мне исполнилось восемнадцать, потом девятнадцать. Я постепенно осваивала кройку и изготовление наиболее сложных деталей. Научилась пришивать воротники и делать отвороты, выполнять отделку и предвидеть, как будет выглядеть готовая вещь. Мне нравилась моя работа, и я занималась ею с удовольствием. Донья Мануэла и мать даже спрашивали иногда мое мнение, начиная доверять мне.

Читать дальше