Давид Гай - Исчезновение

За месяц до этого он договорился с соседним кишлаком – вы нам афгани, мы вам кондиционеры, деньги были получены заранее и истрачены – прапор привез домой ворох шмотья: джинсы, обувь, летние рубашки, куртки, кофты, мотки с мохеровыми нитками, два магнитофона “Шарп” и всякую мелочевку вроде часов. Кондиционеры он и двое солдат, стараясь не шуметь, выломали глубокой ночью из окон офицерского модуля, в котором разместили московских журналистов, прилетевших освещать событие, прапор забрал добычу и отвез в кишлак… Прапор достал из сумки джинсы, куртку из искусственной кожи на молнии и пару рубашек и подарил Якову. После армии и до начала перестройки Яков работал экспедитором на торговой базе. Поступать в институт особого желания не было, да и забыл он многое из школьной программы, Афган выветрил. Зато открыл в себе страсть к чтению. Любил книжки по истории, про царей, вообще, про Россию минувших веков. Особо интересовался периодом двух революций и тем, что из этого вышло. Записался в городскую библиотеку. Брал толстые журналы, выискивая нужную тематику. Кое в чем стал уже разбираться. Родители не одобряли его пристрастие, особенно ярился отец, слыша нехорошие слова сына о Сталине, но он на родителей обращал мало внимания. Из вороха прочитанного он сделал для себя главный вывод: народец-то у нас был и есть поганенький, с ним чего угодно можно делать, все стерпит и еще поможет тем, кто им правит, безобразия творить. Словно нарочно существует в назидание остальным, как не надо жить. А как правильно жить, мало кто ведает, отсюда и споры бесконечные. Сколько уже веков следует на нашей земле чередование взлетов и падений, побед и бед, движения и застоя; сколько копий сломано в спорах, чего только не высказывали мыслители, а уж в них-то недостатка страна не ощущала: скажем, только в силу покорности стали мы великим народом или – каждый важный факт нашей истории пришел извне, каждая новая идея почти всегда заимствована, признали бы правоту этой истины – поубавили бы спеси и желания возносить собственное величие, добавилось бы скромности, от которой еще никто не умирал, возможно, научились бы таким ни для кого не вредным качествам, как трудолюбие и усердие. Впрочем, среди такой природы и в таком климате только и мог выжить такой народ; как писал один историк (Яков завел привычку записывать понравившиеся фразы в тетрадку) – на сотни, на тысячи километров, до самого окоема, огромная равнина, жуткое, вводящее в тоску однообразие, при этом население не расселялось, а переселялось, переносилось птичьими перелетами из края в край, покидая насиженные места и садясь на новые; история наша есть история страны, которая колонизируется, расстояния наши убивают, “Широка страна моя родная…” далеко не благо, ширь требуется преодолевать, чтобы удачливо на ней хозяйствовать, и чем она больше, тем труднее это сделать; широк русский человек, надо бы обузить – великим писателем сказано… А жизнь круто менялась, все переворотилось, люди расхватывали газеты, за “Московскими новостями” и “Огоньком” у киосков очереди выстраивались с рассвета, потоком шли разоблачения прежнего режима, любимого несколькими поколениями усатого вождя костерили на чем свет стоит; об уничтожении миллионов, об ошибках войны с Германией говорилось, как казалось, в полный голос; вышло постановление об ускорении процесса реабилитации жертв политических репрессий, состоялась конференция партии, создавшая Съезд народных депутатов и учредившая пост президента страны; одновременно росло напряжение в республиках, прибалты требовали независимость, создавали народные фронты, кавказцы громили и резали друг друга, новый лидер с пятном на лбу все уши прожужжал про перестройку, а покамест упразднил все наименования в честь своего предшественника, героя баек и анекдотов; откуда ни возьмись, стали грибами после дождя появляться кооперативы… Якова захватила стихия, он читал запоем, многое, прежде неведомое, открывалось неприглядной стороной. Много чего приходило в голову и рождало растерянность и смятение: книжки и статьи жить не научат, а делать-то ему, Якову, что, куда приткнуться, как вырваться из безнадеги… Не экспедитором же до конца дней… Кооперативы – стоящее дело, только как в них устроиться, чем заниматься, да и что он умеет делать… В Равенске почти ничего подобного не имелось, он поехал в столицу, потыркался без толку – что-то создавалось, но не про него, он никого не знал и его никто не знал, тогда за его устройство взялась мать, ее двоюродный племянник как раз и занялся в столице этими новыми для всех делами, Яков видел его в жизни не более трех раз, вроде родственники, но не близкие, однако устройство благодаря матери состоялось.Читать дальше