Давид Гай - Террариум

Разговор шел еще часа полтора, премьер получил заверение, что Преклония может во всем положиться на Вайнахию и его, Кирдыкова, лично: “призовете на помощь отвинтить башки всяким оппозиционерам, придем и отвинтим; и на границах наших все будет спокойно, пусть казаки не волнуются; только платите регулярно, как положено…, а где деньги возьмете, это ваше дело…, попросите у Заокеании, та даст, она богатая, ей ваша смута не нужна, опасна даже… И заканчивайте побыстрее с выборами, пересажайте и перестреляйте всех недовольных, как я в своей республике сделал, и дело с концом”.

Итогом стало твердое обещание продолжить финансирование, на выплату долга пойдут средства из Стабфонда, заявил премьер и подтвердил беспрестанно потевший министр финансов.

А мир с все возрастающей тревогой следил за преклонскими событиями, несколько раз собирался Совбез ООН, не принимавший никаких решений, лишь фиксировал неблагополучие в огромной ядерной державе, вновь, как и многие годы холодной войны, наводившей страх на европейских и азиатских соседей и на Заокеанию, сейчас – по иной причине, прежняя агрессивная сила сменилась непозволительной слабостью, что, по мнению аналитиков, было еще хуже – никто не знал, чем все может обернуться, и не давал рецептов, как выправить положение; собственно, рецепты выдавались, но предлагаемые меры выглядели неосуществимыми – не вводить же голубые каски…; единственно, что мог сделать Запад, так это выдать огромный заем под щадящие проценты, чтобы правительство могло хотя бы в срок выплачивать зарплаты и пенсии, Заокеания, Гансония, Альбиония и Галлия надавили на МВФ, и деньги немедленно поступили на счета Центробанка Преклонии; все остальное не зависело от желаний западных политиков. Так или иначе, соседи, включая Поднебесную, укрепляли свои границы, армии были начеку, самолеты НАТО постоянно барражировали в небе Балтии и в других районах близ Преклонии, пусковые установки баллистических и крылатых ракет были приведены в состояние повышенной боевой готовности; сбывалось давнее предостережение: эту страну, существующую, как бы в назидание остальным, предупреждением и предостережением, лучше видеть сильной, осознающей свою силу и подчиняющейся силе, нежели слабой и именно поэтому, от безысходности и болезненного чувства утраты былого величия, способной сотворить много бед.

Западные деньги сделали свое дело, ситуация понемногу начала меняться – до успокоения народа было еще далеко, но первые признаки отрезвления проявились; настал черед возвращения Думы, что было воспринято как правильный и своевременный шаг; вернувшиеся в свое здание депутаты в первые три дня работы подтвердили новым голосованием верность курсу на созыв Конституционного собрания, объявив начало выборов участников, притом датой открытия собрания назывался уже не сентябрь, а ноябрь – два месяца из-за смуты были потеряны.

Колонна танков, БТРов и грузовиков с брезентовым верхом, растянувшаяся, наверное, на полкилометра, под покровом ночи вползала в столицу, по трассе ее следования в квартирах многоэтажных домов, смотревших на проезжую часть, зажигался свет, сонные обитатели, разбуженные гулом моторов, выглядывали из окон, на их лицах были написаны недоумение и тревога; в середине колонны, скрытый броней, двигался лимузин, в котором сидели клон, министр обороны, главный полицейский и другой главный – по линии безопасности, он почему-то был в темных очках, что казалось клону неуместной и смешной клоунадой, однако он никак на это не реагировал, все четверо входили в КНС – Комитет Национального Спасения, организованный на тайной сходке неделей раньше: именно по его решению командиры соответствующих подразделений бронетехники и спецназа вводили свои части в столицу, дабы предотвратить конституционный переворот или, по-простому, заговор враждебных сил; в лимузине то и дело верещали телефоны, поступали сообщения о степени готовности спецслужб к проведению широкомасштабной операции по аресту заговорщиков – именно так называли их промеж себя – и всех, кто на их стороне, операция должна была начаться в три часа ночи, когда тяжелая техника займет положенные ей места; министр и оба главных обращались к клону как к руководителю операции, вводя в детали, он принимал это как должное, его вопросы были по-военному лаконичными: все ли адреса заговорщиков известны, достаточно ли сил и ресурсов у спецслужб – ведь предстоит большая работа, хватит ли свободных камер в тюрьме, и на все он получал исчерпывающие ответы, суть которых сводилась к одному – все под контролем.