Давид Гай - Террариум

Через полчаса началось самое главное – клон, обрадованный и возбужденный внезапно обломившейся халявой, уже нисколько не сомневался в разумности своего порыва поехать с девицами, а не послать их по известному адресу; Алена и Кристина и впрямь оказались искусницами и вытворяли с ним такое, что он только диву давался, откуда брались у него силы, но и силы оказались на исходе второго часа; охранники дважды звонили по мобильнику, интересовались, все ли с шефом в порядке, он, умеряя задышливость, отвечал, что все о’кей и просил еще немного подождать; наконец, предмет вожделений боевых подруг свернулся улиткой и не подавал признаков жизни, несмотря на все ухищрения; клон сполоснулся в душе, оделся и распрощался, получив комплимент: “А ты ничего, крепенький, не посрамил памяти ВВП…” Девицы заставили его напоследок сфотографироваться с каждой из них и втроем, поставив аппарат на автомат, он не смог отказать в их вполне объяснимом желании, хотя на его месте мало кто согласился бы – зачем оставлять компромат, впрочем, на его месте никто другой очутиться не мог – для этого требовалось быть клоном человека, которого сейчас поминали либо с энтузиазмом, либо с ненавистью. Такая вот вышла история…

Пройдет время, все перемелется, из муки свежего помола испекут пироги с начинкой из лжи и правды, чего будет больше, никто не узнает до тех пор, пока не появятся дотошные историки с неопровержимыми фактами в руках, и наверняка станут изучать биографию клона, игравшего в смутные месяцы после гибели ВВП весьма заметную роль; а пока любители копаться в чужих жизнях обозначили пунктиром линии его судьбы: родился в городе Равенске в часе езды на электричке от столицы, служил в армии, потом охранником у молодого борзого бизнесмена, того застрелили, поболтался без дела и был принят в службу безопасности частного банка, заочно учился в институте, продвигался по карьерной лестнице – но это лишь вешки, засеки на стволе, не затрагивающие деталей, а в них-то самый смак. Как бы там ни было, когда все перемелется и мы сможем по достоинству оценить обнаруженное копушами-историками, то, вполне возможно, удивимся тусклости, заурядности, обыденности биографии этого человека без намека на искорку какого-нибудь таланта, озарявшую потемки его души – все выглядело серо, блекло, буднично, впрочем, по некоторым поступкам вполне можно будет судить о наклонностях и свойствах его натуры, но эти наклонности и свойства лишь оттенят общий безрадостный фон; и тут же сам собой возникнет вопрос: а у того, чьим клоном по прихоти природы является упоминаемый персонаж повествования, у того присутствовала ли искорка божья, отличавшая его в детстве от тысяч ему подобных заполошных пацанов города на болотах: гонял крыс в угрюмом подъезде, казнил несчастную утку, бил палкой ужа, учился без особого рвенья…; может, недюжинные, скрытые от глаз яркие способности проявились позже, во взрослой самостоятельной жизни – но в чем, где, как, неужто в скучном, бесполезном, бездарном пребывании на секретной службе в Гансонии… а превратившись в ВВП, какими изящными всплесками ума и мудрыми, человеколюбивыми решениями он нас потряс? То-то и оно: наделенные талантами не идут во власть, она им противопоказана, как мороженое при ангине, так стоит ли сетовать на бесцветность клона – копия не может превзойти оригинал, на то она и копия; возможно, в начале пути все будущие Властелины, еще до перерождения в тиранов и преступников, ничем ярким и светлым не запоминаются, а скорее несут черты скрытого уродства и всевозможных отклонений, это уже потом им придумываются подвиги и геройство, разве что некоторые королевские и царские отпрыски иные, все-таки голубая кровь, и то как на них посмотреть – уродства и убожества и в них хватает.

Равенск раскинулся по обе стороны от железной дороги, справа по ходу от преклонской столицы шли одноэтажные домишки с садами и огородами, слева – кирпичные корпуса текстильной фабрики, озеро, церковь, где размещались какие-то склады, и главная достопримечательность города – большой завод, его перевели сюда из города на болотах за год до войны с Гансонией, словно знали, предчувствовали, равенцы называли его “панель”: где работаешь? – “на панели”, особенно дивно звучало в устах молодых женщин, впрочем, завод был непростой, секретный, имел, как положено, номер, делали здесь гироскопы для космических аппаратов, шпион Веньковский выдал секреты заокеанцам, шпиона расстреляли, а номерные заводы переименовали, дабы запутать врагов, так “панель” стала РПЗ – Равенским приборостроительным заводом, название остряки-грамотеи переделали в “работай пока не здохнешь”. Здесь и вкалывал в инструментальном цехе отец будущего клона, между прочим, учил его слесарному ремеслу гений своего дела Крайонов, говорили, первый Герой соцтруда из работяг, закрытым указом получивший высокое звание за первый спутник, будущий клон пару раз видел этого мужика – маленький, сухонький, ничего особенного, а на глаз, без всякой лупы, припиливал надфилем матрицу с точностью до микрона; отец без восторгов рассказывал об учителе, герой и герой, наверное, завидовал, а вообще, отец был обидчив и злопамятен, сын знал его особенность и старался не злить, не доводить, и сам унаследовал эти черты, хотя осознал позднее…