Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

— Пап, закрой глаза, я почитаю!

Отец посмотрел сквозь дочь, сверкнул шеренгой отполированных нержавеющих фикс.

— Почитать, дочка, родителей надо! А я не букварь, чтобы по мне азбуку учить! Ну-ка беги, играй с куклами. Нам с мамой делом заняться надо! — Он шутя хлопнул ее по попе.

Отец появлялся в доме еще пару раз. Вере исполнилось тринадцать лет, когда он вернулся домой, худой и веселый; сунул ей ворох мятых рублей на гостинцы и произнес непонятное слово:

— Амнистия, бляха-муха!

По дому папаша разгуливал в сатиновых трусах. Разрисованное тело мужа восхищало Злату Сергеевну и вызывало явный интерес. Она разглядывала картинки и охала. Такой красоты ей отродясь не доводилось видеть! Отец не стал откладывать любимые дела, наградил жену очередной беременностью и умчался вырубать тайгу. Злата Сергеевна сделала аборт, поглядела на фотографию удалого супруга и пустила скупую слезу. Из лагеря батя слал приветы, передавал с освободившимися друзьями какие-то безделушки. За это он требовал посылки со жратвой и денежные переводы.

Вера загасила сигарету. Жизнь набила оскомину, хотелось вырваться из-под материнского контроля, устроить личную жизнь. Она встречалась с соседом Андрюхой. Сентиментальный юноша посвящал ей тривиальные стишки и заваливал охапками полевых цветов, которые Вера скармливала козе. Как-то под вечер молодые пошли в клуб. Для поднятия тонуса жених слегка залил очи. Самогон придал зрению необыкновенную остроту, Андрюха видел то, чего не было и в помине. Опьяненный ревностью поэт зарезал плясуна, опрометчиво приблизившегося к его невесте.

Вера могла устроить свое будущее иначе, но, соблюдая семейный кодекс, расписалась в лагере с обожаемым тихоней. Отец из письма жены узнал о счастье дочери и накатал возвышенное послание, в котором одобрил ее выбор и благословил.

Злата Сергеевна работала уборщицей в гастрономе. Вместе с мусором она приспособилась выносить коробки конфет или колбасу. Вера поджидала ее у вонючих, переполненных контейнеров, принимала эстафету и тащила домой «дары гастрономии». Кое-что съедалось самими, кое-что отправлялось в места не столь отдаленные. Безнаказанность притупляла бдительность и толкала Злату Сергеевну на более серьезные дела. Попытка стащить пол-ящика коньяка оказалась роковой. Злату Сергеевну поймали за руку и с позором уволили. Опрометчивый поступок поставил семью на грань финансового кризиса. Помогать сидевшим кормильцам в прежнем объеме она уже не могла, чем вызвала их недовольство.

Под надраенными до блеска кирзовыми сапожками радостно поскрипывал снежок. В дом одновременно вернулись близкие родственники. Радости женщин не было предела! Предновогодний, хвойный вечер дарил надежду на светлое будущее. Мужики выпили за знакомство. За рюмкой разговор скатился к выяснению, кто в доме хозяин. Непродолжительная беседа накалила обстановку. В ход шло все, что попадалось под горячую руку. Сопровождал единоборство женский визг. Увлеченные мужья не реагировали на него. В итоге — победил опыт. Андрюху вынесли вперед ногами, а главу семейства, потерявшего в битве почти все зубы, приняли с распростертыми объятиями, но не в стоматологическом кабинете.

Вера схоронила мужа, собрала чемоданчик и покинула отчий кров. Ни матери, ни, тем более, отцу писем она не писала и отношений не поддерживала. С тех пор в поселке о ней не слыхали. Город предлагал море работы. Вера выбрала цирк. Лет десять она убирала за животными, пока ее не выгнали за любовь к горячительным напиткам.

II

За изгородью из металлических прутьев мирно отдыхала Жужа. Гаврик подкрался к вольеру. По воле провидения он родился карликом и люто ненавидел все большое. Нормальные люди вызыва-ли раздражение, желание причинить им боль. Но люди способны постоять за себя, чего не скажешь о зверье, загнанном тем же провидением в рабство к царям природы. Гаврик пользовался этим и при любой возможности измывался над четвероногими циркачами.

Короткими сильными руками он схватил лопату, валявшуюся неподалеку от загона. С наслаждением ткнул ею в баклажанное тело бегемота. Жужа медленно повернула голову и измерила обидчика грустными глазами.

— Ух ты, моя ягодка!

Он еще раз пырнул беззащитное животное, бросил инструмент и направился в грим-уборную. Жужа проводила карлика настороженным взглядом. Широко зевнув, самка бегемота погрузилась в свои, никому не доступные мысли.

Цирк жил специфической жизнью: крутил сальто-мортале, ронял на подстраховочную сетку воздушных гимнастов, хохотал над хулиганистыми выходками клоунов и поражался мужеству дрессировщиков. Мир, породнивший искусство и спорт, шарлатанство фокусников и повседневный риск канатоходцев, готовился к очередному представлению.