Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

Похоронный марш с улицы перебил аппетит Андрону Ефимовичу. Он подавился ложкой баланды, похожей на отвар из портянок, отодвинул тарелку и взялся за салат. Тот отдавал кислятиной. Рыков кое-как его доел — пожалел заплаченных денег. Ватрушку он сунул в карман и покинул столовую. «Лучше бы не заходил. Куда ни плюнь — везде бардак, равнодушное отношение к труду и к клиентам». На ужин он купил себе бутылку кефира, но тот не пригодился. Вечером Андрона Ефимовича вывернуло.

— Отравила, старая! — Рыков еле двигал синими губами.

Глаза его помутнели и ввалились. Раиса Сергеевна металась по квартире, подбегала, щупала лоб мужа и совала градусник.

— Скорую вызову, — сказала она, глядя на супруга.

— Не надо, — Рыкова вывернуло на пол. — Тараканы твои…

Он откинулся на подушку и вытянул руки. Дыхание его стало прерывистым. Рыков затих и, кажется, задремал. Раиса Сергеевна накинула плащ. На станции скорой помощи она долго объясняла регистратору симптомы болезни; некстати забыла день рождения супруга и долго вспоминала, перебирая в памяти знаменательные даты. Женщина сделала запись в журнале и попросила подождать.

— На вызове все. Как подъедут — сразу к вам!

Раиса Сергеевна цеплялась за перила окостеневшими пальцами.

— Тараканами отравился нечаянно! — сбивчиво пояснила она.

Фельдшер и медсестра переглянулись, посчитав бабку за сумасшедшую. Рыкова воткнула ключ в замочную скважину. Андрон Ефимович лежал на животе, его голова свесилась, будто заглядывала под кровать. Фельдшер пощупал пульс.

— В морг надо везти, мы здесь бессильны.

Старуха опустилась на пол и беззвучно зарыдала.

На похороны Петруха приехал на собственной иномарке. В кожаном плаще, с небрежно намотанным на шею шарфом он резко отличался от провинциалов. Сунув опухшей от слез матери конверт с деньгами, подошел к гробу и облобызал отцовский лоб. Постоял рядом, а потом уединился на кухне, где много курил и пил крепкий чай. Отгуляв поминки, Петька сослался на плотный гастрольный график и укатил обратно. Раиса Сергеевна ненамного пережила супруга. Проститься с ней сын по каким-то причинам не смог и приехал спустя полгода — переоформить жилплощадь.

ЭПИЛОГ

Прошло лет десять. Полетаев дремал на диване, когда в дверь позвонили. Открыла жена. «Мне бы Володю», — послышалось из прихожей. Неопрятный мужик робко заглянул в комнату. Присел на краешек стула. Рот с выбитыми передними зубами скривился в улыбке, матовые глаза утонули в распухшем, поцарапанном лице. Мужик пригладил паутину, собранную сзади в косичку, и опустил голову. Макушку покрывала короста, разукрашенная зеленкой. Гость снова взглянул на Полетаева.

— Володь, это же я! Вот, вернулся!

Гость не знал, куда деть руки и тер ладонями тощие ляжки. Запах давно немытого тела растекался по комнате.

— Петька, ты что ли?! — обескураженный Полетаев подошел ближе. — Бог мой, в кого ты превратился?

— Москва!.. Большой город, большие соблазны, — Рыков отвел глаза. — Здесь спокойнее, никакой суматохи. Тихо, как на кладбище. Я уже и работу подыскал. Буду на похоронах играть: и сыт, и пьян, и копейки в кармане звенят.

Пулька

I

Художник-реставратор Николай Васильевич Караваев перебирал мелочевку в ящике письменного стола и нашел пулю. Откуда она взялась, он не имел представления. Караваев покрутил в руках закругленный с одного края свинцовый цилиндр и хотел отправить его в мусорную корзину, но вместо этого еще раз осмотрел находку. «На берушу похожа, только размером меньше!» — подумал он и машинально сунул пулю в ухо. Она так замечательно вошла, что вытащить ее не удавалось. Николай Васильевич опешил, наклонил голову и попрыгал на одной ноге — безрезультатно.

Он хотел извлечь паршивую железяку пинцетом, но ухо не собиралось расставаться с неожиданным презентом. Встревоженный не на шутку художник решил вызвать неотложку. Палец уже начал набирать нехитрый номер, как в голову закралось сомнение: «Что я скажу фельдшеру? Вот, мол, игрался и нечаянно…» — Караваев представил изумление медика. «Вы давно из детских штанишек выросли? С виду серьезный мужчина, а ведете себя как дитя малое!» — унижающий достоинство вывод заставил отказаться от этой затеи. Николая Васильевича бросило в пот. Держась за ухо, он опустился на диван. Казалось, что пуля увеличивается в размерах и подбирается к мозгу. Медлить было нельзя. Благо дело поликлиника находилась за углом. Каждый шаг отдавался в голове тяжелым колокольным звоном. Вероятно, пуля прыгала в черепной коробке, как шарик в погремушке. Караваев проигнорировал сонную очередь и влетел в кабинет. Он не слышал недовольный ропот за спиной, не видел возмущенных глаз ожидающих помощи людей. Ему было не до этого.