Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

Богохульство вызвало у Шклярского обильное потоотделение. Он побледнел и почувствовал себя дурно.

— Но ведь церковь призывает к порядочности, к внутренней культуре и любви к ближнему!

— Чтобы быть порядочным, не обязательно быть верующим, дорогой Сигизмунд Казимирыч! Посмотрите на Карла Яковлевича. Набожный человек, а ведет себя, как последняя сволочь — третью ложку в карман сунул! Да и вы, честно говоря, не ангел божий! Прикрываясь вывеской о благотворительности, обираете народ.

— Надо же как-то жить! — Шклярский густо покраснел.

— Устройтесь ассенизатором и живите честно. Приносите обществу пользу, убирая за ним дерьмо! Думаю, у вас живо пропадет охота задавать идиотские вопросы. Давайте оставим наскучившую тему. Пойду, соблазню Рюрикову: супруга на курорты свинтила, а организм требует тепла и услады! — Петр Ильич оставил собеседника и направился к Софье Львовне.

III

Игла проигрывателя терзала пластинку. В ответ динамики рыдали негритянским блюзом. Семибородов нежно ощупывал тело, которое намеривался затащить в кровать. Его язык, гибкий и изворотливый, ловко плел из слов вологодские кружева и намертво приклеивал их к одинокой женской душе.

— Вы так галантны, что я слегка конфужусь, — Софья Львовна откровенно кокетничала.

— Это врожденное. Гены. — Петр Ильич вспомнил рассказы отца о том, как дед подметал двор в Царском селе. — Пойдемте за стол, а то совсем заплясались.

Софья Львовна с интересом наблюдала за франтоватым ухажером. Семибородов плеснул водки, поднес одну рюмку ей, а вторую залпом выпил и налил себе еще.

— Волнуюсь, — соврал он. — Не каждый день видишь рядом с собой такую очаровательную даму.

— Вы бы закусили, Петр Ильич. Не то заснете за столом.

— Обижаете, душечка. Я вообще-то не пью. Более того, разрабатываю программу по борьбе с алкогольной зависимостью. Хочу на обсуждение в Думу предложить. — Глаза Семибородова наливались кровью и мудростью. — В водку надобно цианистого калия добавить. Понимаю ваше недоумение, но борьба с пьянством должна носить радикальный характер. Содержание яда в напитке следует подобрать так, чтобы человек мог тяпнуть без последствий не более двухсот-трехсот граммов. Большая же доза непременно повлечет смерть. Конечно, вымрет какая-то часть населения. Радует то, что это не сливки общества. Скорее — слив!

— Да, да! — поддержала Софья Львовна. — Это оленеводы с крайнего севера, сантехники и бомжи. Скажите, а как побороть тягу к никотину? — она курила и с любопытством ждала ответа.

Семибородов снова блеснул интеллектом.

— Точно так же — страхом смерти! Пропитаем листья табака составом, вызывающим рвотный рефлекс. Тех же, кого это не остановит, будем травить, как и водкой! Все — еще одна глобальная проблем решена! В стране не останется алкоголиков и курильщиков. От скуки люди запишутся в библиотеки и спортивные секции. Дети от таких родителей будут умные и огромные, как энциклопедия!

Пока Семибородов обрабатывал мозги Софье Львовне, Ряхин заперся в туалете. «Господи, как бархат!» — он сунул рулон туалетной бумаги в карман пиджака и вернулся к столу.

— Что это у вас в кармане, Карл Яковлевич?

— Да так, мелочь всякая. Не обращайте внимания. — Ряхин взял под локоток Сигизмунда Казимирыча. — Как вы думаете, когда погибнет наша цивилизация?

— Цивилизация — не знаю, а мы погибнем очень скоро. Надо бы умерить аппетиты, но сил остановиться не хватает. Алчность заставляет красть все чаще и все больше. Катастрофически растут потребности, любовь к комфорту толкает на преступления, — Шклярский посмотрел в глаза собеседника. — Вот вам сколько надо денег, чтобы не воровать у знакомых столовое серебро и туалетную бумагу?

Карл Яковлевич обиженно засопел.

— Я ворую не потому, что мне не хватает, а потому что неизлечимо болен! Клептомания. Ведь за болезни у нас не сажают?!

— Все чиновники — хронически больные люди! — Шклярский поманил Карла Яковлевича пальцем. — Не сажают, а зря! Аскетический образ жизни освобождает от вредных привычек.

После такого заявления Ряхин решил немедленно исправиться, но не успел — в дверь позвонили.

— Кто бы это мог быть? — Валтасаров вышел в прихожую.

Споткнулась музыка, воткнулись в колбасные блины и замерли вилки. Даже рюмки, мотыльками парящие над столом, безвольно опустились на заляпанную скатерть. Лишь глупая люстра сверкала по-прежнему, позванивая декоративными сосульками. Узколобый азиат, жалкий и беспомощный днем, в ее дивном свете выглядел иначе. Перед носом опешившего юриста вспорхнули красные корочки. Но гораздо больший эффект на Валтасарова произвела его секретарша, вошедшая следом в форме капитана милиции. Хлопнув в ладоши, она потребовала внимания.