Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

Еще пару часов на автобусе — и мы вкатимся в обшарпанный, любимый городишко. Жены и дети гирляндами повиснут на шеях, начнут лобызать хитиновые рожи мужей. Лицами их назвать — язык не поворачивается. Наперебой будут спрашивать что да как, кормить домашней стряпней и рассказывать сплетни. Но это будет потом, а пока надо дождаться автобуса.

— Ну что, мужики, — сказал человек со шрамом, — тяпнем за возвращение?!

Сновидения или поминки по юмору

I

По городским закоулкам, горланя похабные куплеты, шаталась пьяная ночь. Время от времени она швыряла в фонари камнями; ликовала, услышав глухой хлопок и звон разбитого стекла; пинала консервные банки и улюлюкала. Немного передохнув, жалобно выла и ругалась на мерзком лексиконе. Иногда она вспыхивала одиноким оконным проемом, отдергивала занавеску и тут же гасла, восстанавливая нарушенную темноту. Вдоволь наигравшись, обессиленная проказница замирала. Ее остывающее дыхание приводило в трепет листву. Зрачком луны ночь взирала на горбатые кровли домов и вытянутые ленты дорог, впадала в уныние, начинала бледнеть вдоль горизонта. Запылав пунцовой зарей, она скоропостижно умирала. Хоронить ее выходили сонные дворники. Они сметали с асфальта следы ночных забав, шорохом метел отпевали покойницу, одновременно приветствуя родившееся утро. Новый день перенимал эстафету. Дирижируя солнечным лучом, он руководил своеобразным оркестром из кашляющих автомобильных движков, воркующих голубей и предметов многообразного назначения, издающих различные звуки. Бастионы сна рушились, оставляя тепло на мятых подушках.

Еще не окончательно проснувшись, Роман Куприянович Жмыхов размышлял: «Встать сейчас, или еще полежать?» — его зевок заглушил рев фабричной трубы. Жмыхов скинул одеяло и поплелся в туалет. Так было всегда, сколько он себя помнил. Было до тех пор, пока он не прочитал в журнале, что по морщинам и складкам на лице можно вычислить возраст, узнать о состоянии здоровья и предрасположенности к болезням.

Статья не на шутку взволновала Жмыхова. Он придирчиво рассмотрел в зеркале свое отражение и пришел к неутешительному выводу. Настроение Жмыхова испортилось. Паутина морщин под нижним веком намекала о недостатке витаминов. Глубокая складка между нижней губой и подбородком «сигналила» о проблемах с кишечником, а бороздки у переносицы подсказывали, что развивается заболевание мочевого пузыря и почек.

Самовнушение — сильная штука! Оно может вытянуть умирающего человека из могилы, а вполне здорового — отправить туда без особых на то оснований. Жмыхов отличался мнительностью и все принимал близко к сердцу. Из ванной комнаты он вернулся в спальню, лег на кровать и крестообразно сложил на груди руки. От расстройства его лицо осунулось, под глазами появились тени, а в шевелюре заискрилась седина. Прокуренные легкие печально насвистели: «Пора готовить чистое белье и заказывать музыку».

Жмыхову мерещилась жуткая картина: у гроба столпились бывшие коллеги и друзья. Женщины в черных платках всхлипывали, утирали опухшие глаза мятыми платочками. Соседка по подъезду, искусственная блондинка с роскошной грудью, при виде которой у Жмыхова перехватывало дыхание, неистово лобызала его восковый лоб. Она билась в истерике, дико выла и пыталась забраться в гроб. Ее еле оттащили. Смысл жизни для нее исчез.

— Не разлучайте, положите меня к нему, закопайте нас вместе! Жмыхов, солнце мое! — она не унималась.

«Солнце» с упоением слушало рыдания и собиралось лежать в гробу до тех пор, пока соседка не окажется рядом. Начальник отдела, пузатый сноб, стоял в изголовье и грыз себя за то, что редко награждал усопшего почетными грамотами. Желая хоть как-то компенсировать оплошность, он упал на колени и густым басом зарокотал:

— Почто ты нас оставил? Как же теперь жить без тебя?

Инициативу начальника тут же подцепили остальные. Стены дома вздрогнули и замироточили! Благоухание слилось с запахом формалина и наполнило комнату густым ароматом. Просачиваясь в щели оконных рам, оно вознеслось к небесам. Господь по нюху определил, что преставился уважаемый человек. Он захотел лично присутствовать на траурной церемонии, спустился с высоты славы своей и подошел к покойному. Мертвец приветствовал его скромным молчанием. Господь достал из заплечной котомки сверкаю-щий нимб и подложил его под голову Жмыхова.

Так хорошо Жмыхову не было никогда! Объемные, живописные видения настолько достоверно обрисовывали обстановку, что не оставляли сомнений в своей реальности. Помимо Господа, начальника и сбрендившей от горя блондинки, покойник отчетливо разглядел среди скорбящих жильца из квартиры напротив. Роман Куприянович завидовал галантному прожигателю жизни и презирал — считал ветреным, крайне вредным для общества.