Елена Лабрус - Грязная сказка

— А что хочешь? Хочешь всю жизнь его бояться? Всех теперь будешь бояться из-за него? И будешь сидеть плакать, пока он радуется жизни и может быть каждый день выбирает себе очередную жертву, такую же как ты? — Таня посмотрела на неё внимательно. — Или ты уже не хочешь отомстить? Или ждёшь, что это сделает кто-то другой?

— Да, — потупилась Женька. — Ты, например.

— И даже помогать мне не собираешься? — нахмурилась Таня.

— Я постараюсь, — вздохнула Женька.

— Вот и отлично, — встала Таня. — Когда там намечается бал?

— Через месяц.

— Супер! Значит, у нас ещё куча времени. Как раз подготовим бальные платья, поучимся танцевать котильон.

— Котильон? — взметнулись вверх Женькины брови.

— Конечно, это ж бал, — Таня закружилась в маленьком пространстве кухни, делая танцевальные па, стараясь сильно не хромать, и больше размахивая руками. Вспомнилось как они вчера танцевали с Владом, и она невольно улыбнулась. — Полонез, вальс, котильон.

— Ужас, — Женька нахмурилась, а Таня остановилась у стола. — Может, правда, зря мы всё это с местью затеяли?

— Ну, уж нет, — Таня взмахнула рукой как Кармен и встала, поставив одну руку на талию, а другую подняв над головой. — У него, конечно, отец, связи, деньги, но и мы не пальцем деланы.

Она вышла из своей позы и посмотрела на часы.

— Он свои счета оплатит. Но тебе для этого придётся поднять свою костлявую задницу с этой печи, — погрозила она Женьке пальцем.

И Тане самой искренне хотелось верить, что всё у них получится. И не думать о том, какие ей самой предъявит счета Янис за эту работу. Только из-за Женьки она к нему и обратилась. И сделано уже было немало.

— Ладно, Снегурочка, поехала я, — обняла она её на прощание. — Если что, номер мой знаешь. Завтра приеду. И будь готова, пойдём в кино.

— Нет, — ужас отразился на Женькином лице, когда она её отпустила.

— Да, — упрямо возразила Таня. — Пока! Муська, пока, — погладила она кошку и пошла к своей машине, прихрамывая на порезанную ногу.

Сейчас ей больше хотелось разобраться в своей жизни, а не в Женькиной.

Жукова Елизавета Петровна оказалась не такой благообразной старушкой как её себе представляла Таня. Женщина седая, пожилая, в платочке, завязанном назад, но с таким цепким взглядом серых, глубоко посаженных глаз, что ей одинаково легко можно было дать и шестьдесят лет и сто двадцать.

И гадание — это последнее, чем она занималась. Она лечила, заговаривала, снимала порчу, помогала, чем могла. Иногда к ней приходили просто за советом. Порывшись в завалах своей памяти Таня вспомнила почему её имя показалось ей знакомым. К ней ездила Диана, её хорошо знал Кайрат. И именно Кайрат договорился принять Таню в тот же день — запись к ней на приём, как к хорошему невропатологу, была на год вперёд.

Кайрат жил где-то рядом с Елизаветой Петровной в детстве. Он рассказывал, что она лечила его сестру. А Диана… Диана была у неё, когда пыталась повторно забеременеть. И после всех Швейцарий и чудес медицины, доступных за большие и очень большие деньги, она обратилась по тому же адресу. После единственного разговора с гадалкой, Диана смирилась, что второй раз матерью ей не стать.

Наверно, как ко всем людям, пришедшим по знакомству, к Тане было особое отношение, а может это потому, что Таня чувствовала себя шпионкой, но взгляд серых глаз показался ей недобрым. Женщина показала на стул, а сама вышла в другую комнату.

Круглый стол, покрытый плотной зелёной скатертью. Прикрепить с обратной стороны столешницы микрофон, заранее приклеенный к бедру, оказалось делом пяти секунд. Собственно, можно было и уходить, но Таня хотела задать ей один единственный вопрос: есть ли у неё будущее с Владом. И всё оставшееся время потратила на то, чтобы сформулировать его так, чтобы на него нельзя было ответить односложно.

— Люди приходят ко мне с разными проблемами, — села напротив неё женщина, вытерла мокрые руки полотенчиком, аккуратно сложила его и пристроила на край стола. — Одни считают, что у них мало проблем, но они серьёзные. Другие, что много, но незначительных. Но проблема всегда только одна. Как зовут твою?

Она положила на стол руки ладонями вверх, и Танины пальцы, прикоснувшись к ним, почувствовали мягкое и приятное тепло. Женщина ждала ответа, и на языке у Тани вертелось только одно имя.

— Влад, — выдохнула она.

— Влад, — повторила женщина и улыбнулась тепло, добро, хитро. — Владиславовна, значит.

Танино сердце замерло, мысли закружились водоворотом, и Таню засасывала эта воронка в какие-то совершенно немыслимые фантазии.