Ирвин Уэлш - Три истории о любви и химии (сборник)

– Я тебе скажу, от чего у меня мурашки бегут, – говорю я.

– От волынки, – отвечает мне Короче.

– Да нет, там ребята продают внутри, и не из Фирмы, – говорю я Риггси.

Бал встрепенулся:

– Да, ты прав, блин, Задира. Кто-то сейчас там по роже получит.

На этом Риггси затыкается надолго. Какой он все же мягкотелый, тупой ублюдок. Эти приторные худые суки с полными мешками таблеток, они к нему в душу влезают. Неудивительно, что нам не скинуть свои парацетамолы и бикарбы.

– Да нет же, – начинает Риггси, – на самом деле все уже закинулись еще до того, как сюда прийти сегодня.

Он протягивает Балу таблетку:

– Вот, закати.

– Да пошел ты, – фыркает Бал. Он все еще не в настроении.

К черту все, я глотаю Е и иду внутрь вместе с Риггси. Короче тоже закинулся и плетется за нами.

Внутри я разглядываю группку девчонок у стенки. Не могу глаз отвести от одной из них. Мне как-то нехорошо становится, как будто срать захотелось, и я понимаю: это из-за того, что у меня крыша начинает съезжать от нашего дерьма и от этих безумных звуков.

– Чего уставился? – Она подходит и говорит мне прямо в ухо.

Я, вообще-то, никогда не смотрю на девку пристально. Мне кажется, все дело в манерах. Вот Короче, он и в самом деле смущает бабу. Уставится и смотрит на нее; ей, наверное, кажется, что он ее изнасилует или что-то в этом роде. Я его предупреждал на этот счет. Говорил ему, чтобы не пялился так. Если хочешь с кем-нибудь в смотрелки играть, иди на Олд-Кент-роуд и попробуй сделать это с кем-нибудь из миллуоллских парней. А с девчонками нужно вежливым быть, я ему сказал. Как бы тебе понравилось, если бы какой-нибудь бушмен или охотник за головами уставился бы так на твою сестрицу?

Но так или иначе, я сам сейчас уставился на эту девчонку. И не только потому, что она такая красивая, а она красивая, она просто прекрасна, блин. А это потому, что я только что экстази сожрал и смотрю на девчонку, у которой нет рук.

– Тебя по телику не показывали? – Единственное, что я придумываю сказать.

– Не-а, по телику не показывали и в цирке уродов, блин, тоже.

– Я совсем…

– Ну так проваливай, – отрезает она и отворачивается.

Подружка обнимает ее за шею. А я так и стою, как тупой овощ, блин. Никто, конечно, не любит, когда сучка варежку разевает, это как божий день ясно, но что ты скажешь девчонке, у которой рук нет ни хрена?

– Ты что, Дейв, позволишь какой-то уродине с тобой так разговаривать, что ли? – усмехается надо мной Короче, обнажая свои гнилые зубы.

Их с такой легкостью можно выбить.

– Заткни свою мерзкую пасть, мудила, а то я это за тебя сделаю.

Я, конечно же, разозлился на мудака; такая красивая девчонка – и без рук, такая подлость, любой скажет. Ее подружка подходит ко мне, тоже ничего себе, зрачки во весь глаз, набралась Е до краев.

– Извини за нее. Плохой трип на кислом.

– А что с ее руками-то?

Не надо было этого спрашивать, но иногда просто выскакивает. Наверное, иногда лучше говорить прямо, что у тебя на уме.

– Это все из-за теназадрина.

Короче надо все же влезть:

– Вот оно – маленькое чудо: теназадриновые ручки.

– Заткнись, ты, урод! – обрываю я мудилу, который знает, что значит, когда я смотрю таким взглядом, и он отваливает. Приятель или нет, но парень явно напрашивается на хорошую взбучку. Поворачиваюсь к девчонке:

– Скажи своей подруге, что не хотел ее обидеть.

Она улыбается мне в ответ:

– Пойди и скажи ей сам.

Тут меня совсем прибивает, потому что я очень смущаюсь перед девчонками, которые мне сильно нравятся. Речь не о сучках-дешевках, а о девчонках, которые нравятся, – с ними все по-другому. Но с экстази гораздо легче. Я подхожу:

– Слушай, прости, что уставился на тебя, а?

– Да я уж к этому привыкла, – говорит она.

– Я обычно на людей так не смотрю…

– Только на тех, у кого рук нет…

– Да это не из-за рук… меня просто Е накрывало, и мне так вдруг хорошо стало… и ты… ты такая красивая, – выпаливаю я все. – Меня зовут Дейв, кстати.

– Саманта. Но только не зови меня Сэм. Никогда. Меня зовут Саманта, – отвечает она, почти улыбаясь. Для меня это почти слишком.

– Саманта, – повторяю я, – а ты меня не зови Дэвидом. Просто Дейв.

Она улыбается в ответ, и внутри у меня что-то происходит. Эта девчонка похожа на белого голубя, и внутри у него столько МДМА, сколько я в жизни своей не употреблял.

Она сидела со своим шоколадным коктейлем в фастфуде на Оксфорд-стрит, втягивая сахаристую жидкость через соломинку. Она решила поехать в город на подземке, после того как зарегистрировалась на бирже труда в Хаммерсмите. Ей совсем не хотелось возвращаться в сквот, где она жила со всяким сбродом; на днях туда въехала группка шотландских парней, которые проводили большую часть дня за распиванием сидра, с бессмысленным догматизмом споря о любимых группах. В этот жаркий день Вест-Энд казался ей более приемлемым выбором, хотя в голове у нее царила вязкая пустота – опиумный притон, в который изредка вламывалась непрошеная осмысленная фраза. Она подумала об очередном концерте, очередной группе, очередном лице, очередном сексе; еще одном механическом сексе без любви. Она напрягла мышцы вагины, и ее тело с головы до ног пробрала конвульсивная дрожь. Начиная ощущать приступ отвращения к себе, она усилием воли заставила себя переключиться на созерцание суеты, где обыкновенные люди со своими покупками пробираются в этот и так заполненный народом фастфуд.