Наталья Литтера - Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа

Коньяк вообще наполняет всю кухню - ароматом. И цвет Дуниных глаз сейчас абсолютно такой же, как жидкость в бокале - теплый, манящий. И губы наверняка со вкусом коньяка. Она вся сама - сплошное коньячное искушение, с которым невозможно бороться.

- Очень вкусно. Попробуй.

Вкусно, нет сомнений. И попробует. Сейчас. Обязательно.

Остаток бутерброда лег на столешницу в сторону. Их пальцы переплелись ненадолго на снифтере. Но потом и бокал отправился к стене. Иван придвинулся совсем вплотную. Уходить ей было некуда. Вместо этого Дуня подняла лицо.Ее глаза пьянили сильнее хмельного из винограда. Губы блестели, пахли, звали.

Не заработала дрель за стеной. Не появилась во дворе черная «эскалада». Никто не пришел их спасти. И они пропали. Упали друг в друга и тут же потонули.

На какой-то из секунд долгого безумного поцелуя Иван поднял и усадил Дуню на столешницу. Она, прервавшись, что-то одобрительно выдохнула и тут же обхватила его ногами за бедра. Градус происходящего между ними взвинтился сразу на тысячу. Потом он взлетел на две - когда ее руки скользнули под футболку. В голове и так пульсировало и гудело, а уж после этого... Какие же у нее горячие руки. Пальцы скользили: живот, спина, грудь, везде, куда могли добраться. Такие горячие. Настолько жаркие, что на коже наверняка остаются следы. Знаки ее прикосновений. Словно выжигает тавро. Его принадлежность ей.

Он прищемил палец, вытаскивая из прически заколку. Отпустил на волю водопад локонов и не смог удержаться - потянул назад, оставляя ненадолго губы. Потому что теперь поцелуев ждали остро натянутая шея и тонкие ключицы. И потрогать, погладить, сжать то, полновесное, женское, что на ощупь оказалось еще лучше, чем ему представлялось. Она позволяла ему все. Хрипло дышала и позволяла. Словно ждала и желала его прикосновений. Всех. Самых разных.

Взлетела к талии гладкая ткань платья. Бедро оказалось еще более гладким. И горячим - как Дунины пальцы. Его ладонь медленно двинулась вверх по бедру. Ее запрокинутая голова медленно поднялась. Они снова оказались лицом к лицу. Глаза в глаза. Губы - почти к губам. Дыхание давно стало общим. Коньячным.

Ваня едва заметно качнулся вперед, касаясь губами губ. Точно так же там внизу его пальцы тронули тонкое кружево.

Она шумно втянула в себя воздух. Он нагло втянул в себя ее язык. И снова утянул их обоих в поцелуй - влажный и откровенный. Ее рот был такой же, как то место, где оказались его пальцы, преодолевшие кружевную преграду. Там было ровно так же гладко, сладко и нежно. Ее бедра слегка двинулись, давая больше места его руке. И после этого все стало по-настоящему необратимым.

Дуня смотрела ему в лицо. Смотрела все то время, пока он, опустив взгляд вниз, сражался с ремнем. Неловко и торопясь расстегивал «молнию» на джинсах, приспускал белье. Она всего этого не видела. Только его лицо - ресницы, щетина, вспухшие губы. Один раз прикрыла глаза - когда он отвел в сторону кружево и подтянул ее бедра ближе к краю столешницы. А вот когда вошел - тогда упала лицом ему в изгиб плеча. Туда, где плечо переходило в шею. В то самое место, которое специально создано для того, чтобы она туда прижималась губами и дышала им. В те самые первые секунды, когда даже как сделать вдох забылось.

Иван полагал себя неплохим любовником. Мог, если старался. Сейчас он не старался. По одной простой причине - в этом не было необходимости. Не надо было прислушиваться, присматриваться, гадать, что нравится, а что нет. Все происходило само собой. Словно они оттолкнулись и покатились с высокой горки. И от них теперь ничего не зависело. И вниз они доедут только вместе. Только вдвоем.

Удовольствие стало общим. Нет, оно было таким с самого начала. Одно на двоих - дыхание, сердцебиение, каждый поцелуй, каждая ласка. Все пополам, всего поровну. И сейчас он просто стремительно и яростно рвался к собственному финалу. К их общему финалу. Потому что она - с ним, рядом, будет тут же, только вместе.

Освобождение, казалось, было так недалеко, но с каждым движением не приближалось. Словно горизонт.Мокрая спина. Каменное все, что ниже пояса. Дунина крупная, все усиливающаяся дрожь. Она дышит громко, почти всхлипами, ее губы впечатались в его ключицу, а пальцы - в плечи.

Совсем вразмах, мощно, часто, глубоко. И горизонт вдруг приближается стремительно и закрывает собой все. И они оба улетают за него, падают в горячее пульсирующее облако взаимного наслаждения.Потом долго, бесконечно долго не шевелятся. Молчат. Она крепко прижимается к нему, будто боится, что все исчезнет, если отпустит. Он едва держится на ногах после пережитого, но знает точно, что устоять должен.