Хуже были некоторые внутренние изменения, произошедшие за то время, что она провела в заложниках. Лена категорически отвергала любые перемены – в обстановке квартиры, в отклонениях от привычного расписания дня. Она больше не хотела путешествовать – ни за что и никогда. Она прислушивалась к каким-то своим внутренним состояниям и приглядывалась к внешним «подсказкам», прежде чем вообще на что-либо согласиться – пойти ли мужу за хлебом сейчас, перед ужином, или дождаться утра, разрешить ли дочери поехать с подружкой на море или запретить поездку. Лена не могла ездить на общественном транспорте: слишком много рисков, начиная с ДТП, заканчивая происками злоумышленников. Она работала дома, редактируя переводную литературу. Игорь любил жену безусловной и нежной любовью, принимал все ее странности, соглашался с тем, что в доме без ремонта жить гораздо спокойнее, потому что стены этого дома имеют дополнительную энергетическую защиту благодаря царившему в доме миру и покою. О каждой вещи, о последнем хламе, старой ветхой клеенчатой тетрадке за советские 40 копеек, в которой был исписан лишь один лист, у Лены в памяти хранилась трогательная история. И сколько ни порывалась подросшая Волька выбросить весь накопленный более чем за полвека хлам, у нее ничего никогда не получалось: руки матери начинали трястись, в глазах появлялся ужас, а папа Игорь просил:
– Волечка, не надо. Оставь. Маме так спокойнее.
Вольке ничего при этом не объясняли, она не помнила маму иной, считая, что все ее страдания из-за старья связаны с их нищетой и невозможностью сделать ремонт. Отец занимался какими-то зверями, занесенными в Красную книгу, уезжал в экспедиции, а все свободное время проводил с женой. Они были вполне довольны тем, как живут, главное, чтобы ничто не нарушало их покоя. Конечно, когда-нибудь, когда Волька станет большой, внутренне окрепнет и будет в состоянии воспринимать историю о тех страшных событиях, которые пришлось пережить их маме, они ей расскажут обо всем во всех подробностях. Но Лена, жалея дочку, не находила в себе сил на этот рассказ. А Игорь не настаивал. Они и не подозревали, как тяжело было их любимой Вольке находиться в их доме, они и подумать не могли, что дочь называет их оазис покоя бомжатником и стыдится приводить в гости друзей. Им бы поговорить… Но они слишком жалели друг друга. Волька щадила материнские нервы, родители берегли ее некрепкую детскую психику. И легче не становилось никому.
А ведь они так о многом могли говорить! И понимали вроде бы друг друга. Мама Лена прекрасно разбиралась в искусстве и могла очень понятно рассказать и о творческих исканиях художника, и об уникальности его стиля. Вольке очень запомнился один разговор. Ей было 12 лет. Она рассматривала альбом русской живописи начала ХХ века и, конечно, увидела «Черный квадрат» Малевича, созданный в 1915 году.
– Мам, ну что это такое? – засмеялась она. – Это шедевр? Так я таких шедевров могу в день по сто штук создавать. В чем суть?
– А чтобы понять суть, надо владеть какими-то определенными знаниями, – рассеянно отозвалась мама.
– Ну какие тут нужны знания? Только линейка и черная краска. И сиди себе, раскрашивай…
– Представь себе, Малевич считал, что в природе все округлое, пассивное. А человек – победитель природы. В природе нет ничего квадратного. Только круги, изгибы, овалы. Так вот – черный квадрат вместо солнечного круга у него символизировал победу активного творчества человека над пассивной формой природы. И это только одна часть концепции.
– Надо же! Из просто квадрата – целая концепция! – развеселилась Волька.
– А вот представь себе – на выставке супрематистов «Черный квадрат» поместили как раз в правом углу зала, где обычно в домах люди иконы помещали. То есть вместо иконы – ничто, черная пустота. И получился основной посыл художника – все сводится к нулю. И критики тогда все прекрасно поняли. Черный квадрат – икона будущего. И это 1915 год! Еще целых два года до уничтожения страны. Можно, конечно, сказать – просто черный квадрат. А можно почувствовать и оценить предвидение художника, ведь так?
Волька была поражена тем, что открыла ей мама. А Лена принялась рассказывать о пророчествах поэтов на сломе эпох и вспомнила вдруг Георгия Иванова:
Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.
Только желтая заря,
Только звезды ледяные.
Только миллионы лет.
Хорошо – что никого,
Хорошо – что ничего,
Так черно и так мертво,
Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Читать дальше