Маркелов весь день на работе нервничал, не покидало ощущение, что за ним наблюдают, постоянно хотелось оглянуться. И он не выдерживал, оглядывался. На другой день, в четверг, тревога притупилась стала отпускать, а в пятницу утром начальник потребовал, чтобы он обеспечил работу в выходной день, в субботу, иначе отделку дома в срок не закончить. Виталий Трофимович, бегая по этажам, забыл о Деркачеве, забыл о своей тревоге.
Начальник уголовного розыска Батурин вызвал к себе оперуполномоченного Морозова. Когда тот вошел в кабинет начальника, там сидел парень: аккуратный пиджак, галстук.
— Познакомься, Валерий Григорьевич! — сказал Батурин Морозову, и парень быстро поднялся. — Николай Егорович Чистяков, оперуполномоченный, пока по документам, а настоящего оперуполномоченного из него должен сделать ты!
— Сделаем! — усмехнулся Морозов, пожимая руку Чистякова.
Лицо парня ему понравилось: энергичное, волевое, взгляд доброжелательный.
— Это одно! — продолжал Батурин и указал рукой на стул: — Садись… Не успели мы объявление о розыске Деркачева вывесить, как вот, первый сигнал! — Батурин поднял над столом листок из школьной тетради и заглянул в конец письма. — Гражданка Стыркина пишет, что видела Деркачева возле кинотеатра «Зенит» с женщиной в розовом сарафане. Мужчина высокого роста, кареглазый, нос прямой, лоб высокий, коротко остриженный, худощавый… с усами… Приметы совпадают, а усы отрастить недолго… Как видите, Валерий Григорьевич, Деркачев объявился у нас… к сожалению, конечно… Раньше занимался им ты, займись снова…
Николай Чистяков слушал Батурина с деловым видом, чуть нахмурив брови, старался не пропустить ни слова. Начальник уголовного розыска был похож на учителя истории, перед которым Чистяков сильно робел в школьные годы и всегда смущался, когда учитель обращался к нему, хотя говорил он ровным, даже ласковым голосом. Батурин говорил точно так же, неторопливо и обстоятельно, словно объяснял новую тему урока.
— Сомневаюсь я, чтобы такой неглупый человек, как Деркачев, полез в город, где можно знакомых встретить и погореть, — сказал Морозов, подставляя руку под прохладную струю воздуха от вентилятора, который, тихонько урча, поворачивал, свою белую голову то к Батурину, то к нему. — По таким приметам и меня за Деркачева принять можно: нос прямой, глаза карие, лоб высокий, рост выше среднего…
— Верно!.. Но давай размышлять! Давай поставим себя на место Деркачева… Допустим, мы с тобой взяли кассу. Я ушел с деньгами, а ты попался и рассказал все обо мне. Объявлен розыск. Что мне делать? Что бы ты стал делать на месте Деркачева, Николай Егорович? — обратился Батурин к Чистякову.
Николай не ожидал вопроса, смутился, но быстро нашелся:
— Пришел бы с повинной!
Батурин и Морозов засмеялись.
— Приходят, приходят после объявления всесоюзного розыска, но на это надеяться не надо…
— У меня было бы два варианта, — серьезно сказал Чистяков. — Первый — перейти на нелегальное положение и второй — купить документы на другое имя!
— Верно! И что бы ты выбрал из двух версий, Валерий Григорьевич? — взглянул Батурин на Морозова. — Характер Деркачева тебе известен!
— Второй, конечно!.. У него были документы на другое имя, почему же и снова там не достать?
— Там уж нельзя! Доставал Деркачеву его сообщник…
— Но я могу купить в другом городе, зачем мне соваться в Москву, где я учился?
— Где? Ты когда–нибудь читал объявление: продаются, мол, документы, — пошутил Батурин. — Деркачев с преступным миром связан не был. Это тобой установлено! Конечно, он мог узнать адреса, когда отбывал срок. Познакомился он с сообщником там… Мог. — Батурин вспомнил о Штрохине, заводском художнике, который был судим несколько лет назад за изготовление фальшивых документов, и спросил: — В каком Деркачев институте учился?
— В художественно–промышленном…
— А Штрохин?
— Там же!
— Проверьте, не однокурсниками ли они были?
— Нет–нет! Деркачева перед судом с третьего курса отчислили, а Штрохин в то время уже срок отсидел. Диплом у него был.
— Но исключать возможность, что они были знакомы, мы не можем! А если были знакомы, почему бы Деркачеву не рискнуть, не приехать к нему?
— Он ведь мог еще и до объявления розыска купить у Штрохина документы и умотать отсюда.
— Мог, мог, конечно. Но мог и подождать: объявят или не объявят розыск. Он ведь не знал, остался жив сообщник или умер. Выдал он его или нет? Версий много! А вот перед нами сигнал, — указал Батурин на письмо в руках Морозова. — А как Штрохин поживает?
Читать дальше