Колунков остановился, разорвал конверт дрожащими руками и начал читать. Прочитал про себя и прошептал побелевшими губами:
— Это я виноват… И та, сука…
— Что случилось? — тревожным голосом спросил Павлушин.
— Дочка погибла… Вывалилась с четвертого этажа… Ах, тварь, куда она смотрела…
— А ты причем? Она не уберегла..,
— Нет, я, я… — и быстро пошел впереди к избушке.
Андрей за ним едва поспевал.
В избушке Павлушин вытащил из рюкзака две буханки хлеба, батон колбасы, пакет картошки, пачку газет. Вытаскивал, бросал на топчан и ворчал:
— Читай, жри — не хочу!
А Олег налил и протянул ему стопку, бросил коротко, хмуро:
— Помянем…
Выпил, выдохнул, пробормотал:
— Я ж дочку совсем не знал… Уехал, когда она агукать добром не научилась… Вот так–то. — И надолго замолчал, задумался, и вдруг оживился, заговорил другим тоном, заплетающимся языком, захмелел быстро: — Это же… меняет дело… совершенно меняет… Ну, просто совершенно…
Андрей забеспокоился, что Олег свалится сейчас, а без него придется не белые грибы, а моховики собирать. Не зная мест, белые грибы весь день проискать можно.
— Ты давай быстро меняй сапоги, портянки, брюки. Простудишься. Давай, давай, — Павлушин подставил ближе к топчану друга резиновые сапоги, встряхнул Колункова. — Где у тебя штаны? Шевелись…
Олег послушно стал переодеваться, бормоча:
— Пионер, милый… ты знаешь, как я тебя люблю…
— Не любишь, а уважаешь.
— Нет, не скажи, люблю… Ближе тебя у меня никого нет… ты меня любишь, да, да, я знаю…
— Не люблю, а уважаю.
— Нет, не скажи… Кто меня посещает здесь? Кто меня кормит? Ты налей, налей еще стопочку… Захорошеет…
— Себе налью, а ты не жди… Ты и так хорош… Слушай, может, хватит тебе здесь куковать? Неужели ты так слаб, что не сможешь пить бросить? Протерпел же три месяца зимой без водки. Не умер. Неужели снова сил не хватит?
— Хватит, Пионер, хватит, — пробормотал Колунков, то ли подтверждая, что хватит сил бросить пить, то ли предлагая прекратить этот разговор.
Плотники в тот день, когда Звягин вышел на работу, подгоняли двери. Работалось Звягину в охотку, радостно. Маляры, стекольщики, увидев его, останавливались, расспрашивали, интересовались Колунковым. Язык устал за день. Казалось, все были рады, что Звягин вернулся.
В конце дня стоял с бригадиром на балконе шестого этажа, рассказывал о Сибири, о том, какие дома строил там, о рыбалке. Черенков рыболов. Слушал с завистью. Эх, половился бы он там! Звягин, рассказывая, поглядывал вниз, туда, где бульдозер разравнивал землю возле дома, сгребал строительный мусор в кучу, чтобы потом вывезли его на свалку. Среди мусора виднелись обломки досок, оболонки, в которых были упакованы лифты, обрезки плинтусов, реек, наличников.
— Я дров достать никак не могу, а тут сколько добра пропадает, — не выдержал Звягин, прервал рассказ, проговорил с огорчением.
— Если нужно, собери да вези домой, — ответил бригадир.
— Да, за эти щепки прораб голову оторвет.
— На черта они ему нужны… Хочешь, я поговорю с ним?.. Пошли, а то сейчас бульдозер сгорнет в кучу, засыпет землей, затопчет — не выдерешь. А там этих дров — на машину не погрузить!
Прораб разрешил: бери, кому это дерьмо нужно. И Звягин стал складывать к стене дома, где уже было заасфальтировано, деревянные обломки. Куча росла быстро. Правильно сказал бригадир, полную машину набрать можно.
— Во, глядите, Плюшкин опять мышкует! — услышал Звягин над головой насмешливый голос Зотова. — Киндец управлению, все разворует!
Зотов стоял на балконе второго этажа с двумя молодыми парнями, которые появились в бригаде во время отсутствия Звягина. Он с ними еще не был знаком. Один — хилый, корявый, другой хоть и не высок ростом, но сбитый, крепкий, чем–то напоминающий Зотова. Сын, должно быть, его. Звягин слышал, что сын Зотова работает в бригаде, но, кто из ребят его сын, пока не знал. Зотов, видя, что Звягин не откликнулся на его слова, крикнул:
— Э-э, Плюшкин, держи! В хозяйстве сгодится! — Он кинул вниз желтую стружку, завитую в колечко.
Ребята, стоявшие с ним, засмеялись.
— Он тут раньше даже дерьмо домой тащил, — сказал ребятам Зотов. — Говорит, на удобрение пойдет…
Звягин едва сдержался, чтобы не запустить обрезок рейки в Зотова. Собирать дрова расхотелось, но он пересилил себя, смолчал, кидал по–прежнему в кучу обрезки. Только отошел подальше, к следующему подъезду, чтобы не слышать шуточки Зотова. Стал собирать другую кучу. Но настроение осталось препаршивым. Неужели опять посмешищем станет? И зачем связался с этими дровами, дурак? Надо было ждать, когда появятся на складе.
Читать дальше